Так же, как к мороженному подходит тертый шоколад, к кофе - сливки или к пиву - рыба, точно так же с прочтением книг. Анхеля Куатье, как и Паоло Кольо можно было пить фужерами, словно искрящееся шампанское. Достоевского с его "Преступлением и наказанием" строго дежуря с карандашиком, делая заметки на полях. Цветаеву и Ахматову с носовым платком, забытым где-то там, когда слезы являлись атрибутом прочтения. Карен Прайор просто неудобоварима и я даже не знаю, что перед ее прочтением следует съесть или выпить, чтобы повысить усваиваемость. Чака Паланика и Вуди Алена можно было жрать ложками, но припася настойку валерианы или корвалола. Так случилось и с Вишневским. Первые попытки его прочесть не увенчались успехом - занудное начало тщетно пыталось удержать мои глаза, но стоило взять в руки бокал мартини, - все изменилось, возникли неспешность и уют, а потом добавились одиночество и ночь, - вот они спутники и основатели настроения его восприятия. Вишневского практически невозможно прочесть, если кто-то рядом, как и если внутри тебя все поет и сияет. Внутри должно быть тихо. Но припасите коньяк. Он Вам потребуется позже, тогда, когда градус накала не сможет сдержать скромное мартини. И знайте, что ни один год такого "одиночества в сети" не заменит и пары часов в объятиях мужчины, как и поцелуев, прикосновений к волосам, взгляда, придыхания, желания. А что касается того, что греховнее - мысли о вожделенном или его реализация, так вспоминается притча о двух монахах, один из которых отважился перенести девушку на тот берег ручья, а второй так и нес ее всю дорогу в своих мыслях.

Книга мастерски написана, утонченно до безобразия, но откуда тогда такое стойкое желание намазать её на ломоть черного хлеба? Уж не потому ли, что герои через чур не настоящие с искусственно выдуманным одиночеством, культивирующим его, люди, живущие крупинками, разбросанными по кухонному столу. Прочтите, кто еще не прочел, только помните, что читать нужно мелкими глоточками. Залпом как-то больно. (05.01.2010г.)