Жила-была Лягушка, как и положено ей, в болоте илистом. Но, в отличие от
товарок зелёных, была она цвета синего, а ещё и без бородавки единой. Подолгу
избегала болотной воды, глотала воздух свежий, квакая вдали от родной лужицы,
а посему не оставляли её острые зрение, слух и нюх. Читала взахлёб, да и в
придачу писала стихи и прозу. А ещё, не приведи господь сказанного, летать
умела.
И вот надумала как-то Лягушка наша попрыгать по лесу.
Выбралась она из болота и поскакала. Луна сияла над спящим лесом. Скакала она,
прыгала, да мордой по сторонам ворочала, окрестности обозревала, на звёзды
заглядывалась. Облака темнеющие, а за ними небо чернеющее. А дальше, только
космос тёмно-синий. В космосе звёзды. А над ним…
Но тут на пути Лягушки неожиданно Белка встретилась.
Белка была уже старая, бурая, в огромных старомодных очках, но всё ещё
глупая. Например, на прошлой неделе Заяц хитрый у неё обманом выиграл половину
норы, трёхмесячные запасы орехов, почку и глаз левый впридачу. А всё из-за
неумения Белки отличить червы от бубен, а карты от шашек.
Шерсть, свалявшаяся колтунами, торчала над кожей дряблой. Полусогнутые задние
лапки, вцепившиеся в ствол массивного дуба, были покрыты надувшимися венами.
Белка постоянно лечилась от варикоза и геморроя, но доктор Волк по обкурке
постоянно косячил то с дозировками, то с таблетками… и болячки после недолгих
курсов лечения снова и снова мучали Белку. А ещё были у Белки проблемы с
памятью, кишечником и сном.
Белка сверкнула из-под очков единственным глазом и, указывая заскорузлым когтем
куда-то приблизительно в сторону Лягушки, громко заверещала: «Гляди-ко,
ашипко!!! - и утробно захрюкала, изрыгая из глотки шипение и злобные всхлипы. -
Ты чо синяя-то? Дура, что ли? Бред!!! – визгляво орала на весь лес Белка,
захлёбываясь собственной слюной и тряся целлюлитом, - покрасил, что ль,
кто?!! Ебанатка тупая!! Как можно быть такой тупой?!! Или у тебя мозга нет?!! Ты
ваще откуда взялась?!! Зачем из болота-то вылезла ?!! Дура-дурой!!! Несёшь
какую-то тупую шнягу на лапе!!!...».
«Лапе… апе… эээ…» - привычно разнесло Эхо.
Белку перекорёжило от внезапно нахлынувшей ненависти и злобы. Белкины очки,
соскользнув со сморщенного грязного носа, разбились, упав на землю.
Единственный чистый клок шерсти на холке вздыбился. Белка, прихрамывая,
ринулась в сторону Лягушки, срываясь и цепляясь всеми четырьмя лапками за кору
покосившегося дуба. В желании немедленно и непременно напасть на Лягушку,
мечась из стороны в сторону, изрыгая проклятия, обильную слюну и мат,
прыгала, шипела и визжала вислоухая. И это продолжалось бы долго, если бы не
скрутила Белку на нервяке кишечная колика. Тут же забыла она про Лягушку, и её
внимание было поглощено загадкой, где найти укромное незаметное место и мягкий
лист лопуха – ибо Белка считала себя высококультурным животным. Живот скрутило
очень сильно…
Лягушка, мельком окинув взглядом странные прыжки, падения и беснования Белки,
так и не поняла, что так сильно возбудило прыть бедного животного. Осмотрев
удивительную картинку, она послушала вопли Белки... И поняла, что
беснующаяся-то – невротик!!! Лягушке стало жаль Белку… Голодную, злую, старую
и больную Белку…
И поскакала Лягушка дальше. А из-за ветвей и кустарников густых навстречу ей –
вылез Лось. Просто Лось.
Вообще-то жители леса Лося недолюбливали, да и вспоминали о нём редко, ибо был
он зверем ничем не примечательным и мутным впридачу. Однако была у него одна
особенность. Несмотря на то, что он был Лосем, каждую зиму впадал он в спячку
глубокую, отчего его мозг ежегодно становился всё мягче, и каждый день
рождения Лось встречал всё более вялым и унылым.
Лось любил детские сказки на ночь, любоваться своей левой коленкой и рисунки
разнообразные рисовать - исключительно корнем женьшеня. Однако сказки ему
приходилось придумывать самостоятельно, а рассказывать только себе же. Ибо книг
Лось не читал, а избушку тесную, где проживал он, звери другие избегали, ибо
запах волшебного корня давно уже заполнил скромные лосиные угодья… и надолго
отвадил случайных гостей. Сам же Лось от преследующего его запаха женьшеня
становился похожим на мартовского кота, а жилище его давным-давно превратилось
в первобытную одинокую пещеру. Впрочем, Лося это не особо беспокоило, ибо он
об этом не задумывался.
Лосиная шерсть давно огрубела и свисала длинными голубыми космами, хвост
съёжился и старался не слишком бросаться в глаза, копыто на левой ноге
срослось, а на голове красовались свежевыращенные рога, больше напоминающие
ёлку.
Сложно сказать, что сподвигло Лося на такой странный поступок - напасть на
Лягушку. Но очевидно, он не рассчитал свои силы. Слава богу, что было лето, а
то сонный Лось нанёс бы немалый урон Атомному лесу.
Завидев Лягушку, Лось, оскалив пасть с выступившей пеной и медленно набирая
скорость, с громким топотом понёсся наперерез жертве. Та посторонилась и
пропустила обезумевшее животное. Лось пронёсся мимо и со всего размаха врезался
в ближайшую сосну. «Бля!!! – заорал он с сильным украинским акцентом, - шоб вас
всех!!! Сволочі!!! Трошкі упало я!!!»
Лось дал задний ход, рванул, и, кубарем отлетев от сосны, оставил в ней
свежие рога. Громко рухнув на толстую заросшую жопу, непонимающе крутя головой,
лось так и остался сидеть, выгоняя из глаз искры...
Лягушка понаблюдала за смешным Лосем и поскакала дальше.
Атомный лес был безумен. Где-то сбоку каркали странные фиолетово-коричневые
психические птицы, громко хлопая крыльями и сея против ветра мелким помётом.
Сумасшедшим тенором булькал водоплавающий филин, хлопая по воде хвостом.
Крякали и хрипели оранжевые бешеные утки, зацепившись за нижнюю ветку осины
волосатыми пальцами лап. Мимо шли гуськом, посвистывая и хлюпая, зелёные
тронутые инопланетяне в бумажных маскарадных масках, шубах из лесного моха и
розовых бахиллах. Приглядевшись, Лягушка поняла, что это всего лишь шакалы,
вырядившиеся в пришельцев… «Гололёд?… Летом ??...», - подумала Лягушка.
Дальше Лягушка шла, погрузившись в собственные мысли. Думалось ей, что Атомный
лес ненормален настолько, что может быть заразен для соседних лесов. И что
бессознательных очкастых животных с оскаленными пастями, голубым мехом и
капающей из пасти слюной жаль. И что в Атомном лесу, увы, нет
психиатра-терапевта, который бы сразу излечил головы, ноги-руки-лапы, хвосты,
животы и жопы зверей. И что легенды про Йелоу-пуки – это лет всего лишь
легенды. Что у уникального водоплавающего филина - аллергия на апельсины,
которые ему ради забавы постоянно скармливает глупая Белка. И что оранжевым
уткам надо срочно подсказать хороший натуральный депилятор, чтобы пальцы не
вросли в осиновую ветку. И что зелёная гуашь, которую подсунул несчастным
шакалам обкуренный Волк, - ядовитая…
А потом она подумала, что всё это, по сути, неважно. Потому что Белку скоро
ждёт пополнение в семье в виде внука и она, может быть, подобреет и поумнеет.
И одержимый Лось одолеет наконец «Войну и Мир», и, возможно, тоже поумнеет.
Каркающие птицы испытают в своей бессмысленной жизни такое, что и думать
забудут про своё идиотское карканье. Утки наконец проснутся и полетят в тёплые
страны, где их заждалась семья. Ну а шакалы перестанут-таки позволять портить
свой мех обдолбанному Волку, а после клинической смерти на льду наконец
научатся радоваться жизни…
Редактор текста - С.Ч.
