Человеческое жертвоприношение не обязательно должно
сохранять одну и ту же определенную форму и может выражаться в иных
символических
версиях, иных настолько, что снимается необходимость физической
смерти при условии, что оно действует как средство ускользания от требований
выживания, воспроизводства и социальных требований профанного мира. В своей
самой
простейшей форме принесение в жертву, как пишет Батай, «значит не
убивать, а оставлять
и дарить»
Я утверждаю, что одной из подобных форм жертвоприношения является
форма группового секса, возникшая в Японии и японской порнографии, известная
как
буккаке. Несмотря на то, что данная практика не существовала во время жизни
Батая
(1897 – 1962), буккаке (определение приводится ниже) содержит в себе почти все
ключевые элементы человеческого жертвоприношения в соответствии с моделью Батая.
Она является эротической трансгрессией, которая в действительности позволяет
достичь
области сакрального через нарушение социальных запретов в данном напряженно
сексуальном акте, а также служит попыткой прекращения дискретного существования
и
может даже открыть для участников внутренний опыт.
Выражаясь буквально, то, что происходит при буккаке
– процессуальная, методичная, организованная и ритуалистичная эякуляция на
лицо, тело
и рот мишени, которой обычно выступает женщина. Данная церемония, так
парадоксально соответствующая батаевской модели, так же очень хаотична и
интенсивна
в своем воплощении. Число участвующих мужчин редко бывает меньше двенадцати,
также встречается число участников и в десять раз большее. Практика
характеризуется
своей избыточностью и степенью, в которой союз мужчин разделяет свою общность,
единение с жертвой. Согласно мифу, источник которого неизвестен и чья
достоверность
повсеместно ставится под сомнение, буккаке был формой наказания в феодальной
Японии, карающей женщин, которые были уличены в супружеской измене. При этом
каждый мужчина сообщества, например, деревни, должен был в последовательном
порядке эякулировать на нее.
Однако большинство источников указывают, что буккаке
возник в японской порнографии в конце 1980-х - в начале 1990-х годов. Тем не
менее,
целью данного акта, по всей видимости, все же является унижение, карающее
незначительную супружескую провинность тем, что может быть воспринято только
как
крайняя форма адюльтера. Да, возможно в этой практике присутствует что-то
помимо
простого акта унижения, так как эротическое унижение не нуждается в привлечении
таких
больших, значительных общественных усилий.
Японские правовые нормы об ответственности за непристойное поведение
настолько строги в отношении наготы, что даже в откровенной порнографии лобок и
гениталии обоих полов должны быть скрыты или затемнены. По этой причине и
учитывая, что демонстрация лобковых волос рассматривается как непристойность,
границы того, что составляет трансгрессию, устанавливаются очень жестко.
В батаевском человеческом жертвоприношении наиболее часто раб является той
полезной вещью, которая удаляется из профанного мира, не роскошный король
(бесполезный a priori) и не вождь. В буккаке подобным образом жертвой является
тот, кто
мог бы быть полезен в отношении как биологического, так и идеологического
воспроизводства, то есть женщиной, которая подобна рабу в японском обществе.
Фактически ее жертвоприношение может обеспечивать идеологическое воспроизводство
социального порядка. Эта бесполезная трата полезной персоны и, как пишет Батай,
«Это
радикальнейшее опровержение примата пользы. Одновременно это высшая степень
разгула внутринаправленного насилия». Батай утверждает, что причина, по
которой
жертвоприношение нас завораживает, заключается в нашем упорном желании с самого
детства видеть крушение общепринятого и удушающего социального порядка, но
только
на время. Жертвоприношение и буккаке действительно переворачивают общественный
порядок, но одновременно с этим в профанной жизни они его и укрепляют путем
различения профанного и сакрального.
В батаевском толковании ацтекского мифа о создании солнца и луны боги, которые
были принесены в жертву, согласились на это, поскольку этого требовало их
сообщество.
Таким образом, жертвоприношение возможно только при условии общественной
потребности в жертвоприношении, как в случае буккаке жертва занимает пассивную
роль
и отдает себя ритуалу по требованию общества. Опять же как и в человеческом
жертвоприношении ацтеков объект буккаке зарабатывает почтение и глубокое
уважение
Современная практика буккаке отражает батаевский образ праздника, когда
мужчины собираются в «стремлении к разрушению» для обретения опыта
священного
единения, общего участия в жертвоприношении.
В понятиях сообщества буккаке является своеобразной практикой
жертвоприношения, оно служит замещающим средством для возвращения непрерывности
членам сообщества. Жертвоприношение – это общее преступление, трансгрессия, и
поэтому связывает сообщество в понимании себя как такового. Однако, как
отмечалось
выше, как в случае с человеческим жертвоприношением, присутствующие при
жертвоприношении не могут достичь окончательного финала собственного
уничтожения,
так как они только плавают в океане непрерывного существования, но не
становятся им
сами.
В заключение необходимо отметить, что практика, такая зрелищная и избыточная
как буккаке, не вполне поддается словесному описанию переживаний и чувств, не
говоря
уже о серьезных научных исследованиях своей природы и степени трангрессивности.

