ХIХ создал демонию
Герои Лорда Байрона имели явно демоничскую природу.
Мефистофель у Гете, так же как и у Франца Листа, - не более чем демон.
Демоническое начало проявляется в «Разбойниках» Шиллера, в «Петре Шлемиле» у
Шамисо, там и сям у Э.Т.А. Гофмана. А нигилист Маркс Штирнер прямо говорит
языком самодовольного демонизма…
Весь германо-романский романтизм занят демонизмом и люцеферианством.
Виктор Гюго, Жерар Де Нерваль, Теофиль Готье, Альфред де Виньи, Барбей
д’Оревильи, Беранже, Бодлер, Верлен, Рембо, Бальззак, Мериме, Мишеле – в
музыке Лист, Гуно, Мейербер, Берлиоз…
Одни боятся и со страху фантазируют; другие выдумывают, что бы напугать.
Связывают сатану с ведьмами, с шабашем, со всемогуществом с ночью. Изображают
его как умника, как светоносного просветителя, как забавника, добряка,
революционера, двигателя прогресса.
Как существо требующее сочувствия, сострадания, как вестника всободы и разума,
как благородного протестанта.
Перебирают все облики и комбинации, чтобы убедить себя в его «безвредности»,
невинности, силе, привлекательности… - не понимая, куда это всё ведёт…. И не
замечают, что все это становится проповедью человеческого самообожествленияи
оправданием разнузданности и человеческой порочности.
К этой пропасти подошел Фридрих Ницше со своим большим писательским талантом и
больной, извращенной душой. «Воля к власти», «Антихрист» и «Се человек» -
содержат прямую и откровенную проповедь зла и сатанинские формулы.
Бога, душу, добродетель, потусторонний мир, истину, вечность, и
соответствующие им запреты, - Ницше обозначил как « груду лжи, рожденной из
дурных инстинктов натурами больными и в глубочайшем смысле вредными».
«Христианские понятия Бога» есть для него «одно из растленнейших понятий,
созданных на земле». Все христианство есть в его глазах лишь «грубая басня о
чудотворце и спасителе», а христиане – это «партия забракованных ничтожеств и
идиотов».
То что он превозносит – это «цинизм», бесстыдство; это есть «высшее, что может
быть достигнуто на земле». Он прямо взывает кзверю в человеке, к «верховному
животному», которое надо во что бы то ни стало разнуздать. Он требует
«дикого человека», «злого человека», «с весёлым брюхом»…
Его пленяет всё «жестокое, неприкрыто-звериное», преступное.
«Величие есть только там, где имеется великое преступление».
«В каждом из нас утверждается варвар и дикий зверь… Все, что создает в жизни
братство людей, - идеи «вины, наказания, справедливость, честности, свободы,
любви ит.д.» - должно быть «изъято из существования».
«Вперед же», - восклицает он, все «богохульники, противники морали,
всевозможные беспочвенники, артисты, игроки, евреи, - все отвергнутые слои
общества!..»
Ницше нашел своих читателей и почитателей, даже в среде пасторов, объявивших
его «великим освободителем»; другие приняли его доктрину, отвергли различение
добра и зла, сочетали ее с доктриной Карла Маркса и принялись за осуществление
этой страшной идеи.
«Я знаюмой жребий, - пишетНицше- однажды с моим именем будет сопряжено
воспоминание о чем-то чудовищном, о кризисе, какого никогда ещё не было на
земле, о глубочайшем совестном конфликте, о приговоре, вызванном против
всего, вочто дотоле верили, чего требовали, что свято чтили. Я не человек, я
– динамит!...»


