Людям необходимо с кем-то бороться. В биологии это объясняется нашей врожденной агрессией - мол, не так много в нас изначально заложенного, сплошное выученное-наработанное, так что разбрасываться вплоть до полного подавления этой самой агрессии - неразумно.

Shit a question, как говорят у нас в МГИМО, мы свою агрессию подавлять и не планировали. Тем более, полно относительно безопасных способов ее выражения, троллинг в интернете, например.

Вот, например, товарищ Марго Симоньян книжку рассказов выпустила. В моей ленте фейсбучной которые сутки пылают станицы: гражданское общество общим фронтом раскладывает откровенно слабые куски ее текста. Таких, признаться, до жопы, Марго, конечно, феерически наглая дама, даже симпатична мне настолько откровенно похуистическим отношением к профессии. Почти что панк.

И рассказы ее теперь почитать хочется, про все эти "заварные облака", "упоительные дороги кубанских станиц", "тугие задницы казаков и казачек"...

Вот вам кусочки из книги от тех, кто уже прочитал:

«... пятна ряски, как бляхи застывшего жира на густом петушином бульоне. Над пшеницей планирует витютень, в изумлении глядя на вертолет, справа - зеленый подшерсток сахарной свеклы, а на бахче - тугие задницы казаков и казачек в синих трико."

"В хуторе голосят индоутки, бабы носятся вдоль ерыков, расхристанные, продираются цапкой сквозь ровные грядки, начищают сияющие потолки и крахмалят напирники. Все-таки ... по телевизору будет на них смотреть - стыдно."

"Месяц низко дрожал над волной, как желтый язык, которым море хотело лизнуть спускавшиеся со стороны ущелья заварные белые облака. Выйдя из моря в пленительных мокрых ресницах, я присела на гальку. Военкор отдал мне свой свитер, пропахший острым одеколоном и перечным духом чужого мужчины..."

"Гусыни все так же недвижно стояли над клевером. Руслан снова уставил в них свои темные веки, силясь вспомнить, о чем он таком размышлял остроумном и, возможно, полезном для книжек — о чем-то про велосипеды. Не вспомнил. Обернулся еще раз взглянуть на задницу девушки, но и она уже скрылась за поворотом."

"Перед осенью упоительные дороги кубанских станиц уже не узнать. Бирюзовое небо застит сизая дымка, голубые лиманы, поеживаясь, скалят черную глубину, казаки и казачки в потных трико давно погрузили в чужие фуры свои кавуны, пыхтящий комбайн сбрил всю налитую пшеницу, как районные эмчеэсники пышные бороды, оставив одни колючки щетины, и станичники, чуя скорую зиму по запаху сырости в теплых подвалах, заставленных синенькими и мочеными сливами, жарко, по-черному жгут на полях стерню."

"Где подсолнухи, где любимчики неба, улыбаясь, глядевшие ему прямо в глаза? Стоят сморщенные, иссохшие, как старухи в черных платках на утомительных похоронах другой такой же старухи, темные головы на негнущихся шеях тянет к земле. Тусклое небо от них отвернулось, солнце смотрит на них, и душной тревогой под ребрами замирает прозревшее сердце, только что разглядевшее за горизонтом свинцовую неизвестность... и в страхе и в тоске ждешь неминуемую осень."