Перевод с американского. Если роман есть на русском, пожалуйста, уведомьте. Зачем тогда время и место растрачивать.

Энн Райс под псевдонимом Энн Рамплинг
Anne Rice writing as Anne Rampling
Выход в Эдем - Exit to Eden
New York, Dell Book, 1985
(Эдем – райский сад, рай в Библии. 33 главы попеременно от первого лица от имени Лайзы Келли и Эллиота Слэйтера, весь объем 300 сс. ~ 400 м/п сс.)

Избранные места

ЛАЙЗА
В Клубе у меня прозвище - Перфекционистка, т.е. стремящаяся к совершенству, Совершенница, если можно так сказать, а это нехилый комплимент в таком месте как Клуб, где все хотят добиться того или иного совершенства… Я в Клубе с момента его открытия. Я помогла создать его, утвердить его принципы, одобрить кандидатуры его самых первых членов и самых первых рабов и рабынь.… По-настоящему никто с Клубом не конкурирует… Клуб - это то, что он есть и чем он себя считает.

Каждый год рабы становятся другими, чуть более умными, интересными, утонченными… Все они великолепны, с отличными рекомендациями из лучших домов Америки и из-за рубежа… Раба или рабыню выставляют на аукционах лишь при условии прохождения ими курса наилучшей предварительной подготовки, всех тестов. Иногда из других источников мы получаем кого-нибудь, не желающего участвовать во всем этом, или нестабильного, какого-нибудь молодого мужчину или женщину, которые просто флиртовали с кожаными шлепалками и плетками и увлеклись этим более или менее случайно. Таких мы отпускаем и расплачиваемся с ними по-быстрому. Мы не любим терпеть убытки. Но раб в этом не виноват …

Поначалу Клуб пугает рабов. Он ужасает их. Но в действительности Клуб - это огромное уютное чрево. Это колоссальное сообщество, где никого не бросают в одиночестве… Никому никогда не причиняются реальный вред или травмы. В Клубе не бывает несчастных случаев…. Хороший раб или рабыня - это не просто тщательно сексуализированное существо, готовое удовлетворить любую вашу прихоть в постели. Хороший раб или рабыня может искупать вас, сделать массаж, побеседовать с вами, если вам это нужно, поплавать с вами, потанцевать с вами, смешать для вас коктейль, накормить завтраком с ложечки. Просто позвоните куда надо из своих апартаментов, и вас обеспечат специально обученным рабом или рабыней, готовыми мастерски сыграть роль господина или госпожи, обращаясь с вами как с рабом или рабыней, если вам это нужно…

Казалось, перед посадкой самолет кружил в небе час…Но даже в небе я по-прежнему чувствовала себя запутанной в сети, не могла отключиться от атмосферы большого города с миллионом машин и бесконечной болтовней по пустякам, или от общения со своими сестрами в Калифорнии, всех этих жалобы насчет карьер, любовников, высокооплачиваемых психиатров, "групп подъема духа". Весь этот легковесный треп об "уровнях сознания" и духе освобождения.

И моя мама, такая все всегда осуждающая, постоянно устраивающая благотворительные завтраки, утверждающая, что то, что сейчас требуется людям – это ходить на исповедь, а психоаналитики вообще не нужны. Кондовый католицизм, смешанный с усталым выражением лица и неистребимой невинностью в ее маленьких темных глазках.

Я никогда не подходила к опасной черте – рассказать им все об "этом особом курорте", о котором сплетничали на последних страницах газет, об скандальном "Клубе", о котором они читали в "Эсквайре" и "Плейбое". "Мама, папа, а вы знаете, кто создал этот Клуб?" Ну-ка, угадайте, что мы в нашем Клубе проделываем с этими 'уровнями сознания'?"

Как это печально. Барьеры, которые невозможно сломать.
Вы всего лишь причините близким людям душевную травму, если расскажете им правду о вещах, которые они не способны ни уважать, ни понять. Представляю лицо моего отца (хотя все будет без слов!)… Лучше лгать. И, как выразился Хемингуэй, лгать хорошо…

Я почти дома, почти окей…

ЭЛЛИОТ
Мне велели взять с собой любую одежду, какая мне понадобится по окончании. Откуда я знаю, что мне понадобится? Я подписал с Клубом контракт на 2 года и даже не думал о моменте, когда надо будет уезжать оттуда. Думал, о том, что меня ждет по прибытии… Но в последний момент я сунул в чемодан смокинг – какого черта, может быть я сразу из Клуба отправлюсь в Монте-Карло и спущу там до последнего цента все, что мне заплатят за два года… Это очень забавно – то, что они платят мне деньги за это. Да я бы сам им заплатил...

Я направлялся в Клуб, в это странное место, на два года, и как бы я ни умолял и ни просил, отвязаться от этого я уже не мог… И мне вспоминалось, как мой хозяин, мой тренер, мой тайный секс-наставник Мартин Халифакс повторял снова и снова, что два года – это очень долгий срок.

- Отправляйся туда на шесть месяцев, Эллиот, пусть даже на год. Ты на самом деле не можешь себе представить, что такое Клуб. Тебя никогда не лишали свободы больше, чем на несколько недель. У нас тут всего лишь домики и дворики, а Клуб колоссален. Речь идет о двух годах.

Спорить с ним мне не хотелось. Я ему тысячу раз сказал, что хочу раствориться там, что мне надоели эти поездки раз в две недели. все эти экзотические уикенды. Мне хотелось утонуть в Клубе, нырнуть так глубоко, чтобы потерять способность отсчитывать оставшееся время и ждать, когда закончится очередная сессия…

- Ты готов к этому, Элиот, - сказал он с неуверенной надеждой в голосе. – Ты справишься с тем, что там происходит. Но действительно ли это то, чего ты хочешь?

- Я хочу нырнуть в самом глубоком месте, Мартин…
* * *
Я много раз думал о Мартине, о том, как это началось, эта, по его выражению и по моему тоже, "тайная жизнь"… Я много раз слышал упоминания о Доме, прежде чем заставил кого-то рассказать подробней. А потом для меня оказалось очень трудно набрать телефонный номер, но очень легко – подойти к огромному особняку в викторианском стиле…

Забудь о развязных проститутках в черных корсетах и на острых каблуках ("Ты был плохим мальчиком? Тебя надо выпороть?") и опасных мелких сутенерах с кукольными личиками и голосами крутых парней. Это обещало стать как минимум Люкс-Экскурсией с Сопровождением по Садо-Мазохизму.

Но сначала цивилизованная беседа… Мартин. Мой в скором времени секс-партнер, мой наставник, мой врач, мой верный спутник в путешествии по святая святых. Высокий. черноволосый, с сединой на висках и молодым голосом. Профессор колледжа лет пятидесяти с чем-то, чувствующий себя как дома в коричневом свитере…

- Хочу, чтобы ты расслабился и вспомнил о фантазиях, которыми ты наслаждался все последние годы. Не обязательно в графических подробностях. Мы знаем почти все о графических подробностях. Мы по этой части гении… А если трудно, то можешь написать их на бумаге, если угодно...

- Но я думал, что вы тут воплощаете фантазии в жизнь...
- Все так, Эллиот, не беспокойся. Мы берем контроль. Полный контроль. Как только ты входишь в эту дверь… Но важно, чтобы мы сначала поговорили. О тебе. О твоем воображении…

- Я был трудным студентом, - сказал я. – Не очень хорошо подчиняюсь приказам… Я не хвастаюсь… Действительно, это странно – рисковать жизнью, носясь на бешеной скорости по треку Лагуна-Сека, съезжать по самым опасным снежным склонам, гнать чертов дельтаплан с мотором как можно выше и быстрее на одном стакане бензина…- В этом есть что-то глупое, что-то от наркозависимости. Два года работал фотографом… В последний раз чуть не доигрался в Эль-Сальвадоре. Игнорировал комендантский час. Как какой-то богатый мальчишка на каникулах…

Я же на самом деле не хочу говорить об этом. Об этих жутких бесконечных секундах, когда я впервые в жизни услышал, как тикают мои часы. Но не мог не прокрутить снова в голове то, что почти случилось. Заголовки в газетах: "Фотокорреспондент 'Тайм-Лайф' застрелен эскадроном смерти в Эль-Сальвадоре". Конец Эллиоту Слэйтеру… Больше двух дней в сводках новостей это бы не продержалось…

- Но сюда часто приходят мужчины именно этого типа, Эллиот, - спокойно возразил Марти. - Тип мужчины, который в реальном мире на самом деле не подчиняется никому и ничему. Тот, который привык решать все сам, проявлять характер, и которому до смерти наскучило наезжать на других. Он приходит к нам, чтобы быть вывернутым наизнанку… Не редактируй свои фантазии... Большинство из тех, кто приходят сюда, красноречивы. У них выверенные и богатые фантазии, развитые фантазии. Я не выслушиваю эти фантазии как врач. Для меня они - как истории. Если угодно, я выслушиваю их как литератор… Может быть, виски или вина?

- Скотч, - ответил я, хотя не хотел напиваться. – У меня давно есть одна конкретная фантазия. Она меня изводила, когда я был еще мальчишкой.

- Расскажи.
Боже, каким же преступником я ощущал себя из-за этих фантазий. Думал, что я чокнутый. Ведь все остальные млели, глядя на главную фото на развороте "Плейбоя", на девчонок из группы поддержки на футбольных матчах…

-Ну, в общем я воображал что-то типа древнегреческого мифа, - сказал я. – Мы все были молодыми парнями в каком-то большом греческом городе, и каждый год семерых из нас - знаете, как в мифе о Тезее – отправляли в другой город служить сексуальными рабами…. Для избранников это было священная обязанность и огромная честь, но мы умирали от страха. Нас отводили в храм, жрецы говорили, чтобы мы всем во всем подчинялись, а наши половые органы посвящались божеству. Это происходило бессчетные поколения. Но парни постарше, уже побывавшие там, никогда ничего не рассказывали.

- Очень неплохо, - заметил Мартин. – А потом…
- Как только мы оказывались в этом чужом городе, у нас отбирали одежду и выставляли на аукцион для продажи тому, кто больше заплатит. На несколько лет. Вроде бы считалось, что мы приносим удачу тем богачам, которые нас купили. Как бы символы плодовитости и мужской силы…

Как странно было рассказывать все это, пусть даже человеку, который выглядел как идеальный слушатель. Ни малейших признаков того, что это его шокировало.

- Наши хозяева очень заботились о нас. Но не считали за людей. Мы были полностью объектами, с которыми можно и нужно играть… Бить… Сексуально мучить… Не давать есть… Гонять через весь город на потеху хозяину… Выставлять у ворот, чтобы мы часами стояли там, сексуально возбужденные, чтобы прохожие пялились на нас… Мучить нас… Во всем этом был какой-то религиозный смысл…

Неужели я и вправду это сказал?
- Потрясающая фантазия, - сказал Мартин без тени притворства. – Все наилучшие ингредиенты. Тебе было не только "позволено" наслаждаться унижениями, но еще к этому примешивалась религия. Хорошо…

- Я имею в виду то, что в действительно хорошей фантазии должны быть намешаны и согласие, и принуждение… Но в то же время требуется унижение, чтобы шла борьба той части тебя, которая этого хочет, с той, которая не хочет. И окончательная деградация именно в том, что начинаешь соглашаться с этим, и это тебе начинает нравиться.

- Да, - подтвердил Мартин.
- Мы были объектами презрения и одновременно восхищения. Мы были тайной. Нам никогда не разрешали говорить.
- Просто бесценно, - прошептал он.
Что он в действительности услышал за эти часы, пока мы говорили? Действительно ли что-то новое, особое или уникальное? Может быть, все, что он узнал, так это то, что я ничем не отличаюсь от тысяч других, прошедших через его дверь?

- В качестве твоего хозяина этот мужчина, купивший тебя… Какой он из себя? Какие у тебя к нему чувства?
- Вы будете смеяться, но он влюбляется в меня. А я в него. Роман в цепях. Торжество любви в финале.
Он не засмеялся, а лишь одобрительно улыбнулся, снова затягиваясь трубкой.
- Но это не мешает ему бить тебя?
- Ни в коем случае. Он слишком добропорядочный гражданин своего города. Но там есть кое-что еще, - ответил я, чувствуя, что мой пульс учащается...

- Да?
- Ну, в этих моих фантазиях.. В них появляется женщина…
- Х-м-м…
- Супруга моего хозяина, как я понимаю... Да, его жена… Но я не хочу связываться с женщинами.
- Понимаю.
- Существует тысяча причин, почему выбираешь мужчину или женщину в качестве партнера, не так ли? Сейчас это уже совсем не так, как в старые времена, когда трудно было переступить разделительную линию…

Да, не так, - согласился он и сделал паузу, прежде чем спросить. – А у тебя наряду с мужчинами были и женщины?
- Слишком много и тех, и других, - кивнул я.
- И она присутствует в фантазии?
- Ага. Черт бы ее побрал… Не знаю, почему я ее выдумал. Я типа ожидаю от нее какого-то милосердия, нежности, и она все больше и больше интересуется мной, рабом ее мужа. Но потом она оказывается хуже.

- В каком смысле?
- Она нежная, и она любит меня, но в то же время же она более резкая и строгая, более жестокая. Унижения, получаемые от нее, более пронзительные. Вы понимаете? Они странные…

- Да, понимаю.
- В общем я... Ну то есть… мне хочется доминантных мужчин… Для меня мужчины… Это ощущение от общения с кем-то таким же крутым… А с женщинами… Это что-то сентиментальное, с высоким голосом, что-то романтичное...

- Кого ты любил в прошлом – по-настоящему любил – мужчину или женщину?
- Почему это важно? - спросил я после долгого молчания.
- О, ты сам знаешь почему это важно, - ответил Мартин очень мягко.
- Мужчину. И женщину. В разное время.
Пожалуйста, закройте передо мной эту дверь!
- Ты любил их в равной мере?
- В разное время…
* * *
Мартин Халифакс слушал меня очень внимательно.
- Когда человек ищет насилия, будь то война, спорт, или приключения, - сказал я, - он хочет, чтобы это насилие было символическим, и большей частью он считает, что так оно и есть. А потом наступает момент. когда кто-то приставляет ствол к вашей голове в буквальном смысле. И буквально чуть не убивает. И тогда до вас доходит, что все это время вы принимали буквальное за символическое. Так вот, Мартин, Эль-Сальвадор - это то самое место, где до меня это дошло… Я хочу насилия… Ощущения опасности… Я люблю это… Но на самом деле я не хочу, чтобы меня ранили, и уж совершенно определенно не хочу умирать.

- Я понимаю, - отозвался он. - И думаю, что ты очень хорошо это сформулировал. Но для некоторых из нас, Элиот, садомазохизм может оказаться всего лишь фазой. Он может быть лишь частью поиска чего-то другого… Возможно, ты ищешь человека, а не систему… Но когда ты попадешь в Клуб, то ты получишь именно систему во всем своем замечательном великолепии.

* * *
- Ладно, Эллиот, нам осталось восемнадцать часов до швартовки в порту, - сообщил мне моряк с улыбкой. – Ты не должен разговаривать, если только тебя не спросят. И делай только то, что тебе велят.

Мне быстро натянули белую повязку на глаза. Я запаниковал… Ожидал, что добавят кляп, но зря…. Как только они меня раздели, то сразу надели на руки наручники с кожаными манжетами…

Звуки, которые я слышал, означали - из кают выводят все новых и новых рабов и рабынь.
* * *
- Эллиот, ты понимаешь, что я могу засадить тебя за это в психушку в Напа. Зачем ты это делаешь, Эллиот?
- Да ладно тебе, отец, я делаю это для удовольствия. Просто хочу получить удовольствие. Это как полететь на Луну…
- Я безумно боюсь за тебя, Эллиот… С Ближним Востоком я еще как-то смирился. Я вытащил тебя из Эль-Сальвадора через два часа после того как ты позвонил оттуда. Но это, Элиот… Этот секс-клуб, это место…

- Папа, там неизмеримо безопасней, чем в Эль-Салвадоре. Там, куда я еду, нет ни винтовок, ни бомб. Все насилие там понарошку. Декорация. Я думал, что такой умный и утонченный человек как ты, будет последним, кто так отнесется к этому…

- Ты зашел слишком далеко, Эллиот.
Слишком далеко? Папа, мы уже покинули земную атмосферу и уже садимся на Луну.
* * *
И вот в тот момент, когда я думал, что съеду с катушек, повязка с глаз была снята… Наручники тоже сняли… Я увидел поверх голов и плеч других рабов и рабынь узкий коридор и металлическую лестницу, ведущую на палубу, откуда лился солнечный свет…

Я увидел рабыню, взбирающуюся по лестнице вверх… Вид ее наготы парализовал меня, а она очень быстро взбежала по ступенькам наверх и скрылась снаружи. Я до сих пор так и не решил для себя, кто после раздевания выглядит более голым – мужчина или женщина…

- На палубу, Эллиот, - скомандовал все тот же моряк с доброжелательной улыбкой на лице, и я почувствовал удар его ремешка. – И держи руки за затылком.

Выбравшись наверх, я услышал приказы "Смотреть вниз" и "Вперед", но успел заметить голубую воду и белый песок.
Я увидел сам остров. Пушистые низенькие деревья, розы на фоне белых оштукатуренных стен и террасы, идущие одна за другой, как висячие сады Вавилона… За столами сидят люди, сотни и сотни, а может быть и тысячи. Так и есть. Реально. Комок у меня в горле превратился в твердый камень.

Всплыли предупреждения Мартина, что ничто не может подготовить меня к этому, к этой системе…
Последовали быстрые и резкие команды. Рабы и рабыни впереди меня побежали по трапу на берег…

ЛАЙЗА
Я читала рукописный доклад Мартина. Он предпочитает пользоваться ручкой.
"Этот раб – мужчина необычайно утонченных интеллектуальных способностей, финансово независим, возможно богат и, несмотря на многообразие интересов, одержим желанием быть рабом... Фанатик опасных ситуаций и рискованных индивидуальных видов спорта… Поступил в Дом 7 августа прошлого года… Ппроходил самые интенсивные программы, но отказывался иметь какие-то контакты с хозяевами за пределами Дома… Крайне сильная степень сопротивляемости. Чтобы произвести на него должное воздействие, требуются жесткие наказания, но он удивительно легко начинает чувствовать себя униженным, вплоть до проявления паники при некоторых обстоятельствах… У раба присутствует скрытое упрямство, которое непросто выявить, если только не…"

Я остановилась. Эти вещи я выясню своими методами и с огромным удовольствием… Зная страсть Мартина к описательству, пролистала несколько страниц дальше…

"Раб очень хорошо спит после всех сессий. Во время отдыха постоянно читает самую разную литературу - классику, бульварное чтиво и иногда поэзию. Большой любитель романов о всяких тайнах и триллеров о Джеймсе Бонде, но также читает великие русские романы, явно слово в слово от начала до конца" (Ну это уж слишком. Кто бы еще смог заметить такое, кроме как Мартин, старый шпион!) "Романтик, но пока не проявляет привязанности ни к кому после сессий. Спрашивает меня лишь о том, что бы я порекомендовал ему дальше. Раб говорит, что хочет того, чего страшится больше всего".

* * *
В памяти всплыла та самая гостиничная комната, где я впервые занималась любовью… Барри, симпатичный как все парни в романтических комиксах. И не где-нибудь, а в библиотеке Университета Беркли, в нескольких кварталах от моего дома… Он так невзначай спросил о книге, которую я читала - тягостные фантазии мазохистов, запротоколированные их психиатрами, что доказывало… Что? То, что существуют другие люди как я, те, которым тоже хочется, чтобы их связывали, контролировали, мучили во имя любви…

- Только ровно настолько, насколько ты сама захочешь, - заверил он.
Он работал портье в гостинице и имел запасной ключ от пустого номера.
Я была в таком ужасе, поднимаясь по мраморной лестнице – мы не могли пользоваться лифтами из вестибюля гостиницы… Но это было именно то, чего мне хотелось. Незнакомая обстановка. И его строгость, умение распоряжаться, безошибочное чувство времени – когда надо что-то прекратить или что-то начать. И как подтолкнуть меня к преодолению очередного рубежа, сделав это нежно…

Я не могу вспомнить его лица. Только то, что он был симпатичный, молодой, здоровый во всех смыслах. Я знала, где он живет…
У нас получилась прекрасная музыка, хоть и вразнобой. А опасность? Нет, ее не было. Присутствовало лишь неясное подспудное не вполне приятное ощущение, которое исчезало, как только я, измотанная и молчаливая, брела за ним из гостиницы, выскользнув через боковую дверь и с облегчения сознавая, что не произошло ничего "ужасного", что он не оказался психом…

Перед тем, как он предложил пригласить своего друга Дэвида, виделись ли мы еще два раза? Да… Когда нас стало трое, и мне показалось, что наше участие не на равных, я вдруг испугалась. А когда он позвал еще одного друга, я почувствовала себя преданной…

Долгие кошмарные вечера после блужданий по Сан-Франциско. Вглядывание в лица, заходы в гостиницы. Мысли о том, что, да, где-то есть, должен быть мужчина, элегантный и опытный мужчина, кто-то неизмеримо более умный, уверенный, умеющий командовать и хранить все в тайне. Новое начало…

Длинные черные перчатки в витрине, выглядящие чуточку зловеще на фоне белой оберточной бумаги. Да, мне хочу, чтобы у меня были эти длинные черные перчатки, плотно облегающие руку… И широкий кожаный пояс вокруг талии... И черный шелк… И высокие сапоги в обтяжку на острых шпильках – как только я смогу позволить себе их купить... И, наконец, книга... Немое изумление и краска смущения при виде того самого классического французского романа, который другие читают уже многие годы. Книга, так невинно выглядящая в гладкой белой обложке. "История О".

Нет, ты не одна такая.
Мне казалось, что когда я платила за книгу, все в магазине смотрели на меня. И все же, раскрасневшаяся, с остекленевшими глазами, я сидела в "Кафе Медитеррани", переворачивая страницу за страницей, как бы бросая вызов – нате вам, смотрите, комментируйте, подходите... Закрыла, лишь прочитав до конца. И стала смотреть сквозь дверь кафе на то, как студенты бегут под дождем по Телеграф-Авеню, думая – я не буду жить всю жизнь, оставляя это все лишь в качестве фантазии, даже если…

Я никогда больше не звонила Барри...
Это было не зашифрованное таинственным языком приглашение к знакомству и не откровенная переписка между садистами и мазохистами, которая так шокировала всех на страницах подпольных изданий, а совершенно невинное на вид объявление в обычной местной газете: "Специальное объявление. По-прежнему принимаются заявки на поступление в Академию Руасси. Сейчас уже поздно, поэтому приниматься будут лишь те, кто вполне знаком с программой подготовки".

Руасси. Название того таинственного поместья, куда отвезли О во французском романе. Иначе истолковать невозможно.
- Но вы не будете использовать плеть? В смысле что-то, чем можно серьезно поранить, вызвать сильную боль, - прошептала я в телефонную трубку уже после того, как обо всем договорилась.

- Нет, дорогая, - ответил Жан-Поль. – Никто это не делает, разве что в книгах…
Жан-Поль выглядел так по-европейски… Как красивый темноглазый французский актер, которого я помнила по фильму Висконти.
- Настоящая чувственная американка. Какое сокровище, - прошептал он. когда я допила кофе. – Но зачем время терять? Иди со мной…
Агонизирующая душевная боль. Иначе не назовешь то, что я ощущала. Быть такой молодой, такой страждущей, такой напуганной… Наверняка, какой-то языческий ангел присматривал за мной в те дни…

Но вот мои биологические часы дали сигнал. Ричард ждет меня, и на этот раз в роли языческих ангелов выступаем мы. И у нас меньше получаса до приема новичков…