Веста в раздражении отбросила в сторону айфон и с ненавистью посмотрела на потемневший экран. Снова сорвалась, не сумела удержать эмоции.

Почему-то это с завидной регулярностью происходило только с одним человеком, мужчиной, который слишком часто даже не замечая этого, дергал ее за нервы.

Кто-то из женщин-тематиков когда-то назвал его пси-садистом. Пожалуй, в этом была своя логика. Иногда, увлекшись, он откровенно рассказывал о собственно им изобретенных методах подавления собеседников. Обычно в примерах фигурировали женщины. Что поделать – он был стопроцентно гетеро ориентирован. Потому особенно не повезло именно сталкивающимся с ним женщинам.

Как, например, ей самой.
- Надо один раз и навсегда… - нервно и зло сказала она, глядя в зеркало на собственное усталое лицо. И криво усмехнулась – себе было бесполезно врать – не получится.

Можно. Легко. Просто пара фраз. Даже звонить не обязательно – довольно написать в личные сообщения. И дальше уже ничего не будет. Он гордый – уйдет сразу и навсегда.

Именно эта категоричность – ничего и навсегда – ее и останавливали.
Ведь как «уходят» обычно женщины? С надрывом, слезами, обвинениями, стараясь заронить в партнера чувство, что это именно он – редкая скотина и сволочь, которая во всем виновата. Потом остынут, успокоятся и возвращаются, то ли сделав одолжение, то ли поддавшись уговорам осознавшей все «скотины».

Настоящий, с крепким характером мужчина просто уйдет, причем сделает это только однажды.
Веста улыбнулась. Тема с этой эгоцентричной «сволочью» отчего-то была особенно вкусной, яркой. Скорее всего, дополнительные краски обретались именно от осознания, что этот альфанутый на всю голову самец позволяет проделывать с собой подобное только ей.

«Как ни крути, а выходит, что в чем-то он прав и ничто человеческое мне не чуждо. Например, непомерное самолюбие», - вынужденно признала она.

В этих странных отношениях, длившихся без малого год, часто получалось именно так: сначала полное неприятие критики или замечаний в свой адрес, а потом некоторый период осмысления и признания чужой правоты. Выходит, что они все же притирались друг к другу, шли на уступки, перекраивали ради партнера самые острые свои углы…

Он считал, что любви нет. Есть лишь влюбленность. Она уже давно прочла о химической основе чувств и прекрасно знала, что это всего лишь гормоны. Да и возраст, – обоим давно за сорок – помноженный на жизненный опыт, с уверенностью ставил точку в этом вопросе: любовь придумана поэтами для наивной молодежи. Вот только сглаживать себя для другого гормоны заставить не в силах. Что-то ведь к этому подталкивает?

Веста задумалась, теребя тонкими пальцами с хищными ногтями цвета запекшейся крови лепестки цветущей китайской розы. Алое на алом смотрелось так себе, да и маникюр уже не выглядел идеальным. Надо записаться в салон.

- Время, время… Где ж тебя найти? - протянула она.
Да, времени не хватало постоянно. И если ей самой его недоставало для приятных мелочей и личных увлечений, то вот партнеру-тематику его не хватало постоянно. Работа стояла на верхней ступени пьедестала у обоих. У Весты ее можно было и подвинуть. У него – нельзя. Впрочем, так к своей работе относился почти каждый нормальный мужчина, и она на пятом десятке лет уже смирилась с неизбежным. Вот только не в данном конкретном случае, потому что работа мешала Теме. Две последние сессии банально не состоялись именно из-за его работы. Когда она увидела его черное от усталости лицо, только вздохнула мысленно – опять!

Конечно, на правах Верхней, можно было бы настоять на своем, вот разве что толку от этого было бы ноль. Какая может быть отдача от смертельно уставшего мужчины?

«Кажется, я начинаю превращаться в чью-то мамочку. Или в типичную ванильную женушку, которая приготовит поесть и подлечит, успокоит и погладит по голове. Погано то, что это у меня не вызывает протеста. А должно было бы…», - внешне эти мысли никак не отразились на приветливо улыбавшемся лице. Она росла в «очень приличной семье», где с детства было прочно вбито в самую суть натуры правило – держать лицо.

Сколько Веста себя помнила, она всегда не позволяла себе терять контроль. Даже узнав о смерти горячо любимого деда, лишь на пять минут не смогла сдержать слез. Потом уже снова - неподвижная маска, не отражающая того хаоса, который бушевал в ее сознании…

В тот раз от него она снова уехала, улыбаясь. Вот только досада от того, что сессий нет почти месяц никуда не делась, она лишь росла вместе с теми тайными потребностями ее второго я, о котором не знал никто ни среди друзей, ни тем более среди близких.

Злость и обида, смешанные с тематическим голодом медленно превращались в гремучую смесь, способную крушить все вокруг – даже то, что было дорого и что вовсе не хотелось терять.

Кажется, в тот день она раз в десять превысила рекомендованные врачом дозы успокоительного. Это было, конечно, вредно для здоровья. Весь мир виделся, словно через мутное плотное стекло, и в нем почти не осталось красок. Зато и все дурное, что разъедало душу и разум успокоилось, уснуло. На это потребовались сутки.

Это было время молчания. Тяжелого, мутного, враждебного миру.
А внешне – все та же маска: приветливая, внимательная, улыбчивая, разве что отвечающая с чуть заметной задержкой женщина средних лет.

Маска надоела до неприятия. Только в нечастые часы сессий Веста становилась собой, сбрасывала оковы условностей и навязанных посторонними правилами рамок. За закрытыми от чужих глаз дверьми можно было если не все, то очень многое. Иногда казалось, что если бы не было Темы, она и вовсе не жила бы, оставаясь неким усредненным безликим винтиком правильного социума. Именно потому хотя бы раз в десять дней так важно было почувствовать себя живой, настоящей.

«Почему он не понимает? Или понимает, но просто не хочет? Если это так, значит, я допустила ошибку. Где-то банально допустила ошибку, и теперь меня не воспринимают, как тематического партнера».

Эта мысль добавляла досады, хотя разум ехидно усмехался и разводил руками – ведь бред же – явный бред обычной обиженной на провал собственных желаний женщины. Веста была Верхней, но все же женщиной. И что бы там не говорил разум, отчаянная потребность все выяснить и расставить точки над буквами все же пересилила. Она задала в сообщениях прямой вопрос и получила раздраженный ответ с припиской – «Надеюсь, Вы меня услышали».

Верхняя и разум были вполне удовлетворены, а вот раздосадованная женщина внутри нет. Ей хотелось другого. Да-да – того самого. Чтобы именно он – партнер – понимал, как же он не прав. Разум утверждал, что прав, что ничего особенного, в сущности, не случилось. Эмоции женщины жаждали крови и зрелищ.

- Черт знает что! Удивительно, что при таких взаимоисключающих потребностях женщин банально не разрывает на тысячи мелких кусочков, - усмехнулась она. Рука сама собой потянулась к блистеру с таблетками, но Веста остановила себя – довольно. Это не решение проблемы, это попытка от всего сбежать. Глупо, банально и недостойно. Она пододвинула кресло к окну и удобно устроилась в нем.

В ярком и нереально синем небе – таким оно бывает только устоявшимся летом – неспешно влачились куда-то облака. Веста заставила себя отбросить в сторону все мысли и просто наблюдать за этим неспешным течением. Наконец звеневшие от напряжения струны где-то в голове начали расслабляться и отпускать, а в памяти всплыло одно из высказываний Раневской: «Берегите своих любимых женщин...

Ведь пока она ругает, переживает и психует - она любит, но как только начнет улыбаться и равнодушно относиться - ты ее потерял».

- Да ну, глупости, - улыбнулась она умиротворенно. – А вот нервы друг другу точно надо заканчивать трепать. Нет, не друг другу: мне – ему, - поправила она себя и кивнула, словно с кем-то соглашаясь…

Иногда довольно просто вовремя промолчать…