дрючили. и - кому это реально мешало? вы наивный?

Папа у меня не страдал не когда, пьяные углы были, бабки всякие. Да и за самогон дрючили только на словах. Гнали все)

Зная, Вы дрочили, а мы ебали)

* Ная:-)

Таксисты всегда были-)) а, вообще, надо дома запас иметь, если "душа просит праздника"-))

у меня дома всегда бутылка коньяка заранее стояла. ну гдето за месяц как собирался бухать.
я за пару месяцев собираюсь. хожу месяц присматриваю чего купить какого коньяку
потом еще месяц жду день ч. и потом он настает а у меня все готово

Васек, ах ты бедняжка...
Не похмелялся никогда в 5:00 ??
Сочувствую..))

Анна:-)
Такситов помню на Пражке, продавали по 25 при средней зп около 200)

восток, вы - ебнулись?
кого интересует, совали ли вы куда-либо свою гнилушку?

Ная
Не оскорбляем тут и не хамим)

Поэтому поводу есть отличное стихотворение.
щас поищу

Евгений Евтушенко.
Баллада о выпивке
Мы сто белух уже забили,
цивилизацию забыли,
махрою легкие сожгли,
но, порт завидев, — грудь навыкат!
друг другу начали мы выкать
и с благородной целью выпить
со шхуны в Амдерме сошли.

Мы шли по Амдерме, как боги.
Слегка вразвалку, руки в боки,
и наши бороды и баки
несли направленно сквозь порт;
и нас девчонки и салаги,
а также местные собаки
сопровождали, как эскорт.

Но, омрачая всю планету,
висело в лавках: "Спирту нету".
И, как на немощный компот,
мы на "игристое донское"
глядели с болью и тоскою
и понимали — не возьмет.

Ну кто наш спирт и водку выпил?
И пьют же люди — просто гибель...
Но тощий, будто бы моща,
Морковский Петька из.Одессы,
как и всегда, куда-то делся,
сказав таинственное: "Ща!"

А вскоре прибыл с многозвонным
огромным ящиком картонным,
уже чуть-чуть навеселе;
и звон из ящика был сладок,
и стало ясно: есть! порядок!"
И подтвердил Морковский: "Е!"

Мы размахались, как хотели, —
зафрахтовали "люкс" в отеле,
уселись в робах на постели;
бечевки с ящика слетели,
и в блеске сомкнутых колонн
пузато, грозно и уютно,
гигиеничный абсолютно
предстал тройной одеколон.

И встал, стакан подняв, Морковский,
одернул свой бушлат матросский,
сказал: "Хочу произнести!"
"Произноси!" - все загудели,
но только прежде захотели
хотя б глоток произвести.

Сказал Морковский: "Ладно, - дернем!
Одеколон, сказал мне доктор,
предохраняет от морщин.
Пусть нас осудят — мы плевали!
Мы вина всякие пивали.
Когда в Германии бывали,
то "мозельвейном" заливали
мы радиаторы машин.

А кто мы есть? Морские волки!
Нас давит лед и хлещут волны,
но мы сквозь льдины напролом,
жлобам и жабам вставим клизму,
плывем назло имперьялизму?!"
И поддержали все: "Плывем!"

"И нам не треба ширпотреба,
нам треба ветра, треба неба!
Братишки, слухайте сюда:
у нас в душе, як на сберкнижке,
есть море, мамка и братишки,
все остальное — лабуда!"

Так над землею-великаном
стоял Морковский со стаканом,
в котором пенились моря.
Отметил кэп "Все по-советски..."
И только боцман всхлипнул детски:
"А моя мамка — померла..."

И мы заплакали навзрыдно,
совсем легко, совсем нестыдно,
как будто в собственной семье,
гормя-горючими слезами
сперва по боцмановой маме,
а после просто по себе.

Уже висело над аптекой
"Тройного нету!" с грустью некой,
а восемь нас, волков морских,
рыдали, — аж на всю Россию!
И мы, рыдая, так разили,
как восемь парикмахерских.

Смывали слезы, словно шквалы,
всех ложных ценностей навалы,
все надувные имена,
и оставалось в нас, притихших,
лишь море, мамка и братишки
(пусть даже мамка померла).

Я плакал —как освобождался,
я плакал, будто вновь рождался,
себе — иному — не чета,
и перед Богом и собою,
как слезы пьяных зверобоев,
была душа моя чиста...