Сизые волны холодной Атлантики монотонно разбивались об острые камни,
превращаясь в хрустальный фейерверк. В самом уголке северо-востока штата Мэн,
почти что на границе с Канадой ничем не примечательный остров жил своей жизнью.
Сквозь зловещий зубчатый еловый частокол еще кое-где были видны проблески
оранжевого заката. Лес монотонно шумел и тихая малая секунда словно задержалась
в воздухе, нагнетая атмосферу. Вокруг ни души. Стрелки часов застыли здесь
навсегда.
Он знал, что так произойдет. Рано или поздно это случилось бы, но пути не
было. 1932-й год отпечатался навеки, впитав в себя все и словно заморозив.
Внезапно он вдруг вспомнил, как год назад немцы запустили цеппелин во
Франкфурте, но он сгорел спустя десять минут прямо над парком. Инженеры чесали
затылки и научно-технический прогресс после Первой Мировой, как оказалось, был
во многом раздутыми фантазиями романтиков.
По прибытии его встретил только свистящий ветер и отдаленный лай собак. За
увядшими садами, извилистым лабиринтом изгороди вдалеке виднелся замок,
покрытый со всех сторон высохшими щупальцами плюща. Солнце, казалось, замерло
навсегда, дополняя и без того зловещий пейзаж. Он, на секунду помедлив, вошел
внутрь...
В помещении было трудно дышать и прохладно. Кое-где все еще горел колышащийся
свет самых первых ламп накаливания. Но странное чувство присутствия некой
невидимой силы сковывало сознание. Словно кто-то невидимый и безмолвный наблюдал
за каждым шагом и движением, пытался прочесть мысли. Он вспомнил это липкое
чувство, когда будучи ребенком оставался один в квартире. Днем и собирал
картонные кубики с буквами. Автоматически из глаз выступали слезы - все от этого
давящего чувства и внезапного понимания всего вокруг. Они были женскими, сложно
объяснить, как это понималось. Как будто души давным давно забытых казненных
ведьм, таких странных зеленоглазых девушек и женщин с темными волосами, о
которых никто уже и не вспомнит. Но он чувствовал этих несчастных, слышал их
голоса и ничего нельзя было поделать с этим..
Ослепительная красота убранства бросалась в глаза. Чем-то напоминала Юсуповский
дворец. известный еще тем, что Феликс Ю. на тот момент был богаче Императора. И
в миниатюре все ошеломляло, да и поныне, и не только. Многие знают.
Мраморный шахматный пол, темно-бардовые стены внутри, где он блуждал - все
было слишком уж разным и неповторимым. Вот открылась тяжелая дубовая дверь. за
ней спальня с огромной пыльной кроватью. На окнах тюль, за ней еле видны хищные
зубастые скелеты растений. Беспрестанно жужжит муха.
Гигантские малахитовые колонны увенчаны золотом с алмазными вкраплениями. Всюду
летящие лучи и древнеегипетские мотивы. В тощих кошках, птицах, повторяющихся
зигзагах орнамента. Все вокруг настраивает на мысли о бесконечности красоты,
как некоему пределу совершенства, потолка у которого нет на данном этапе
эволюции.
В соседнем холле заиграли инструменты. Три пианино "Лейпциг" с канделябрами и
несколько поломанных роялей. Играют сами по себе, повторяя одну и ту же
мелодию, как "репетивную" гармонию Стива Райха. Она идет вскользь, со
смещением, создается странный для слуха эффект. Никакого диссонанса, никаких
"лишних" нот, как например в треках Кинга даймонда. Скорее колыбельная. Но
ветер стих и музыка закончилась..
Он стремительно летит по прямому красному коридору, впереди темно и
нескончаемые двери по обе стороны. Рядом гигантских размеров тараканы, но не
страшно - ведь это только призраки. Подвалы наполнены гораздо более ужасными
существами. Запах сосны или ели. Впереди уже мелькает окно, заполненное
градиентом заката. Маленькие серые тучи
постепенно собираются в одну, как ртутные капли и они как живые.
Пути назад, в обычный мир больше нет. Все осталось здесь и до поры, а там как
знать. Но нет больше и никакого страха и фобий. Они все вдруг стали какими-то
внезапно понятными и узнаваемыми. Они тоже боялись раньше. Но теперь нет...
Waterfall (с)
