Давно прошедшие года.
- Семь тыщь четыреста, сказал он. Сажусь в машину, мне более не страшно.

- А где папа?

- Что?

- Ну тот, который передо мной уехал, вон впереди, на сотке.

- Аа.. Да не знаю. Просто мы друг другу не понравились скорей всего.

В салоне ужасно пахнет бензином и куревом.

- Тебе вообще куда?

- На Тимуровскую.

- Ох. пожалуйста, не нужно.. Я сегодня не спал всю ночь. Высадите меня, прошу.

Ветер ударяет в лицо новыми образами, которые приобретают затем смыслы, недопросеянные сквозь ситце прошлых лет. Странная вещь..

Она позвонила другу, с которым мы сидим возле настежь открытого окна на последнем этаже с видом на строящийся кирпичный дом напротив, невзначай поинтересовавшись где я и вообще.

- Я у Константина! - шепчу я ему, многозначительно поднимая брови. - ок. - Она повесилась.

- Ну и замечательно, пошли на улицу, пройдемся по ночному проспекту.

У него очень красивые глаза и тонкие пальцы. Бледный и худой. Но все время напряжен, как будто что-то гложет изнутри. даже несмотря на улыбчивость. Он иногда подолгу смотрит на меня и этот взгляд по правде говоря смущает, так непривычно. Никогда не любил этих взглядов.

Сентябрьская ночь, ледяная в темноте и жаркая безоблачная днем. И нужно место, простор. И полежать одному в полной тишине, чтобы никто не знал где ты и никто не нашел.

В итоге я уехал один на советском зеленом поезде, с красной стремительной линией сбоку, мельком вспомнив Веничкины записки и печально известную квартиру на Флотской.

Мурино, Лаврики, Пери.. Засыпая облоктившись головой о холодное стекло, пахнущее перезрелым яблоком и сквозь пелену ожидал свою станцию.

Ночь оказалась слепой, тягучей как гудрон и привычно пахло мазутом с полотна. Взглянув на часы, я понял что добираться придется только своим ходом, сквозь освещаемые лунным светом грядки, череду деревянных, обитых аргалитом стареньких советских домиков, запотевшие изнутри стеклянные парники с силуэтами растений, как оранжерейных ракурсов в хоррор-фильмах и растущие флоксы с георгинами, которые заботливые бабушки уже успели посрезать для своих школяров на первое сентября.

Домчался на машине.

- высади меня здесь, возле ворот.

- Так это же военный городок, брат, тебя не пустят же..

- Пустят.

- Ну удачи.

Она открыла дверь. Все такая же, но девушки созревают раньше чем мужчины, это всем давно известно.

Стройная и легкая, с атлетичной фигуркой и длинными темными распущенными волосами, она сейчас была такой далекой и в тоже время близкой и родной. Я знал ее не более полгода, с лета, когда она подошла ком мне с подружкой и кокетливо хихикая, строила глазки.

И приятно что не нужно слов. Даже в полной темноте, даже когда тебе страшно. Это удивительное чувство.

Ветер стал совсем ледяным и теребил люльку оставшихся с лета качелей. Со стороны зловещего елового леса далеко и глухо ухала кукушка. Над кронами разлился мутный свет.

- Хочешь покачаться?

- Нет, не хочу. Пошли растопим печку а то холодно.

Я по обыкновению открывал двери не ключами. Внутри пахло скошенной травой и наступившей осенью. А мы так молоды, и в то же время словно каждый день последний.

- Я тебя ждала.

- Правда?

- да.

- Ты совсем другой, абсолютно не похож на них. Но ты холодный. Черствый.. - Почему? Что с тобой?

- Не знаю

Я взял ее ладонь и прижал к сердцу, словно она бы помогла согреть. Ее рука при этом тоже была ледяной, с посиневшими коротко обстриженными ногтями безо всякого маникюра.

В темноте я все же видел как сверкали влажные приятные губы и естественный запах ее тела буквально сводил с ума. До чего же приятно с тобой, но прямо я не мог ей этого сказать, не мог.. Но она уловила.