Я соскучилась по ней.

Я хочу перепрыгнуть дурных людей, покачивающихся в стороны, толкающихся, ударяющихся друг о друга плечами и неспособных организованно стечь своей массой по лестнице.

Мои руки бы стукнули о плитку перехода хитиновыми лапками, одной, второй, семнадцатой парой, а толпа бы завыла, шарахаясь и дергаясь ещё более хаотичными рывками. Вы не любите членистоногих и клокочущих. Кто-то заплачет и упадёт в истерике, едва его коснётся массивный хвост с острыми лапами. Конечно, за толпой на лестнице все равно бы не поместилось все моё тело, пришлось бы потрепать лапками чьи-то шкурки и нервы.

Пожалуй, я никого из живых существ не люблю более многоножек и пауков (ещё есть симпатичные богомолы). А моя девочка их боится. Страх близких людей перед тем, что меня умиляет и восхищает, ублюдски преумножает моё восхищение и восторг.

Речь даже не о моем фетише на страх, истерику, и всратое желание уже засыпать наконец связанного инсектофоба насекомыми и урчать, вытирая его слезы. Мои любимые существа добавляют мне... Девиантности, что ли? Хотя вроде и ничего особенного.

Её передергивает от шевелящихся аккуратной волной хитиновых лап. Она не возьмёт на руки моих будущих питомцев. По крайней мере, я не буду её принуждать.

Она очаровательно в шутку записала меня в свой телефон Сколопендрой, а у меня тянет низ живота и ноги.
Я хотела бы себе столько лап, чтоб скрутить тебя и стиснуть ими, перебирая волнами, треща и щелкая пастью. Но ты не боишься моего человеческого тела и человеческого рта.

Я совсем без хитина и не могу проглотить стон, когда ты ведёшь по моей тонкой коже своими когтистыми пальцами.
Мои острые зубы разомкнуться, и я вылижу тебя мягким мокрым языком.