Вместе с любовью приходит страх. Вместе с чужой любовью приходит, с лапами
ответственности и нужности.
Помню, когда я думала, что была любима, мне снился кошмар. Как я возвращалась
домой и увидела сцену грабежа и убийства - и преступник заметил меня. Была
погоня и обрушившийся ужас, что я не могу умирать - меня дома ждут.
Ждали две девушки. В принципе, что будет мне, даже если смерть была бы
мучительной и долгой? С точки невозврата уже неважно, сколько и как продлится.
Мол, моя сюжетка на этом закончена, и мне надо только подождать, чтобы больше
не быть.
Сюжетка тех, кто любит меня, продолжится. С этой новостью, со знанием того,
что их человек кончился и изувечился так рядом, просто не дойдя до дома. Тут и
приходит страх за этих людей, никогда и никогда я бы позволила себе заставить
кого-то пройти через это.
Где-то полгода назад после кошмарика утвердилась мысль и утвердился страх
смерти.
Чем больше любви, тем он будет сильнее, правильно?
_ _ _
Чем дольше шло их слияние, тем причудливые разливалась палитра чувств. Течение
времени казалось чем-то роковым.
А ему - подумать только! - около сорока по человеческим меркам. Его тело начало
точить время, и уже пятью годами после на ржаных волосах рассыпало серебром.
Это ощущалось физически, когда она заглядывала в его тело - уже не эксперимента
ради, а близости для, в желании деликотесно обернуть себя в родную
человеческую плоть.
Протекут года, и насыщенность цвета вымоет даже из глаз, как крепость из
костей и силу из мышц. Может чуть больше лет, чем отведено простому смертному.
Может суккуб даже сможет корректировать, достраивать тело, из которого
вытекает жизнь?
Она лежала рядом с ним, искуственно-юная, накрытая крепкой рукой. Так хорошо
достроена, что вот-вот начнет видеть сны. С этого момента она будет видеть его
юное, растерянно скалящееся лицо не только в воспоминаниях; а пока можно
трогать тонкими пальцами серебро в волосах и чувствовать, как по костям изнутри
ледяной тяжелой ртутью растекается страх.
На вкус, как человеческая любовь?
Еще десятками лет позже она выдохнет, что человеческая любовь на вкус правда
отдает металлом. Но теплая, мясистая, хрустящая и чавкающая - дожрать его тело
с последними каплями эфира и Первого Голода было интимнее любых видов секса,
впустить в себя и сделать своей частью то, что составляло (любовь) - глубже
любых пережитых чувств. Они не расстанутся более до конца времен, и у любви
появится вкус спокойствия.
