Я помню четыре утра, и гору хвойных веток от распиленных елей. Ещё не жарко, но я в топике спиной на колючем, ароматном, свежем - а она зажимает мне шею, навалившись, до боли, до онемения всего тела и отключки. Мы пьяные вдрызг, какая мерзость. Я воскресаю сквозь оглушительный звон под движение её рук по моему телу, которое зацикливается в бесконечность, ещё и ещё, и спину колет, и пахнет душно-свежо и хвойно.

Вспомнила, погладив еловую веточку. Зачем гладить еловые веточки? Захотелось мне. Нежненько погладить.

Наслушалась Алены Швец и тяжёлые воспоминания лезут. На 99% алкогольные уровня "вговно". Смотрю воспоминания как грязный, не очень приятный сериальчик, и лучше бы не смотрела, да кажется, я играла там главную роль. Фу.

Но та ель пахла здорово. А мне казалось, что мы молодые, дикие, ахуевшие и свободные. Я была свободна отрубиться посреди улицы в горе веток. Не так романтично, как кажется по синьке.

К чему это я?
Надо убить персонажа официально и прилюдно в моем маленьком фанклубе. Только вчера я поняла, что он умер. (Только вчера Стенли узнал, что он умер).

- Что ты чувствуешь? - голос Виктории севший и слегка замедленный. Словно внутри неё сели батарейки, и все силы были потрачены на этот почему-то важный вопрос.

- Я... - Нортон споткнулся о желание соврать, - Мне все равно.
Яркой, звонкой точкой в конце прозвенела пощечина. Виктория поджала губы, стараясь не подавиться горем, которое скребло где-то внутри горла.

- Ублюдок. Ты всегда был ублюдком. После всего ты еще считаешь себя жертвой?
- Нет... Нет, - он вздохнул, потерев пылающую щеку. - Мне просто все равно.

- Спасибо за честность.