Из инета, с разрешения автора...

"Плохая девочка: по капле выдавливая из себя рабыню.

Это, конечно, никакой не эротический триллер, как фильм преподносят в кинотеатрах, "Википедии" и примерно везде. И даже не драма (семейная, социальная, какая угодно), потому что здесь нет, по большому счёту, психологического действия, подробного внимания к переживаниям героев и внутреннему их развитию. Больше всего это похоже на сатиру, сейчас это очень востребованный жанр. Можно привести слова Михаэля Ханеке о том, что "лучшим способом описать современный мир является фарс".

Другая яркая сатира прошлого года (более яркая и более выигрышная в этом смысле, хотя и более прямолинейная) – "Субстанция" Корали Фаржа, и между этими фильмами есть перекличка, прежде всего в том, что оба они (с разной степенью язвительности и гротеска) говорят о положении женщины в современном западном мире. И рискну предположить, что поскольку "Плохая девочка" (Babygirl, реж. Халина Рейн, 2024) делает это тоньше и умнее, зритель может просто не разглядеть за эротическими играми героев сути дела.

В оригинальном названии фильма "Babygirl" ("крошка", "малышка"), возможно, кроется ключ к основному ощущению, которое он передаёт, – ощущению инфантильности, растерянности и беспомощности современного человека (и гендер, может, не столь важен, все мы немного "бейбигёрлы"). Кстати, тут он у меня неожиданно состыковался с совсем другим фильмом, снятом и показанном в совсем других обстоятельствах и в другой стране (речь о показанном вчера на Первом канале у Гордона в "Закрытом показе" фильме "Каникулы" Анны Кузнецовой, но о нём разговор впереди).

Героиня Николь Кидман – топ-менеджер крупной компании, которая стоит на переднем крае развития технологий и на переднем же крае ценностей современного мира, неся в массы благую весть о необходимости сохранения и развития эмоционального интеллекта в эпоху небывалого прогресса интеллекта искусственного, а также, конечно, о правах и свободах женщин. И вот эта передовая, осознанная, ответственная бизнес-леди XXI века не может сама себя принять и позволить себе заниматься сексом с кем она хочет и так, как она хочет. Всё мог бы изменить служебный роман с молодым стажёром и долгожданные ролевые игры в доминирование-подчинение, но жанр сатиры не предполагает счастливого выхода из замкнутого круга.

Проблемы века девятнадцатого не решили ни Фрейд, ни сексуальные революции, ни так называемая "новая этика" (что бы под ней ни понималось). Не случайно муж героини – театральный режиссёр – ставит у себя в театре "Гедду Габлер" Ибсена, старую пьесу о женской несвободе в социуме. И этот муж ведь, кстати, тоже вполне себе современный и "передовой" в том смысле, что ни разу не абьюзер и сам придерживается твёрдых взглядов на женские права. Настолько твёрдых, насколько и выхолощенных. Постирония в том, что мужа, с которым героиня ни разу не достигала оргазма, играет главный мачо предыдущего поколения – Антонио Бандерас.

Очень смешно (и не смешно), как при всём прогрессе во взглядах на природу и отношения полов виновной всё равно оказывается женщина. В российском прокате фильм назвали "Плохая девочка", и, как ни странно, это имеет смысл, причём не только эротический. Хотя в фильме звучат совсем противоположные слова – "хорошая девочка" ("good girl"), и в целом они отвечают его мотивам – инфантильности, зависимости от одобрения со стороны общества, – но для всех (и самое важное, для самой себя) героиня остаётся "плохой". Даже подравшись с любовником своей жены, герой Бандераса заявляет:

– Она использовала тебя. Абьюзила тебя. Это всё невроз, понимаешь? Женский мазохизм – это всего лишь мужская фантазия. Мужской конструкт.

– Нет, ты не прав. Это устаревшая идея.

Но ведь и понимание того, что идея устарела, не помогает молодому герою взять на себя ответственность (его играет Харрис Дикинсон, знакомый по "Треугольнику печали", другой неглупой сатире). Инфантильность тут тотальна.

– Я думал, всё, что мы делаем, – это что-то типа игры, и мы, как дети, играемся друг с другом, и это естественно...
– Брось, ты не долбаный ребёнок.

Сатирический пафос фильма со всей силой выстреливает в сцене, где рекламный ролик, прославляющий главную героиню как образец современной прогрессивной женщины, монтируется с кадрами самой героини, раздавленной чувством стыда и вины. При этом духоподъёмный текст начитывает та сотрудница, которая только что сама заставила свой "образец для подражания" замолчать.

"Мы приглашаем всех показать миру, кто мы есть, без страха и боязни быть осуждёнными", – рапортуют нам с экрана от лица той самой женщины, которая сама себя осудила и сама от себя отреклась. Свои сексуальные фантазии она до сих пор считает тёмными и грязными и убеждает мужа:

– Всё кончено. Это не я. Словно какая-то другая женщина. Я выплеснула из себя всю эту грязь.
Конечно же, ничего не кончено. Да, героиня даёт отпор наглому коллеге (отличная, хлёсткая фраза: "если я захочу, чтобы меня унизили, я заплачу кому-нибудь за это"), но можно ли всерьёз говорить о победе её над собой? Возврат к "семейным ценностям" и даже наконец-то удавшийся секс с мужем в финальной сцене не приходится считать хэппи-эндом. Чёрная собака, которая бросалась на героиню в начале фильма, такой образ её "тёмных, грязных, животных" эротических фантазий, – она никуда не делась, она присутствует в этой сцене, и с ней мы видим стажёра-любовника в той самой комнате, где раньше на четвереньках стояла героиня. Это всё она, "хорошая девочка" и "плохая девочка". А взрослые дома есть?"(с)