Я, когда ее увидела, сразу поняла, почему из-за нее люди в 21 веке стрелялись.
Ну ладно, в конце двадцатого. Ну ладно ещё раз - не стрелялись, просто на горных тропах гонялись друг за другом и сталкивались. Ей тогда уже под 40 было. Она сталкивающихся не удерживала, паэлью готовила на огромной сковородке на всех. Вернулись оба голодные, злые. Ушла, конечно, ко второму - если б первый был идеальный, о втором бы даже мысль не возникла.

А изначально у нее папа большой чин в КГБ имел, и выехать за границу она никак не могла. Ну вот первый ей письма писал, в каждом письме по 5 долларов. Накопила. Через годы писем приехала и осталась. Папа простил - только под конец жизни.

Блондинка, конечно. Невысокая хрупкая, боже мой какие запястья, какие щиколотки. Я отводила взгляд, только когда пялиться совсем неприлично становилось. Глаза - как горный родник. Интересно - там над пропастью кавальерос было ли страшно, если внизу их родник ждал?

Она уже не готовит паэлью, готовит муж - ну да, второй. У нее вообще не осталось ни акцента в испанском (а в русском возник - и он такой, что щепотку этого акцента хочется сцеловать с ее ладони, она по воздуху эту сладковатую щепоть разметывает, и воздух становится дурманящ и прян), ни воспоминаний о прошлом.

Сколько ей точно лет - тайна. По голосу 20.

Я вот только, когда она вышла из машины, и пошла к своей вилле - белый выгоревший хвост лежит на острых лопатках, стройные ноги легко ступают по пыльной дороге как по воздуху, поняла, почему.

От нее покоем веет. Она на тебя смотрит - родник - и сразу хочется лечь около журчащей воды, закрыть глаза, хоть потоп, хоть оползень.

И машину ведёт так уверенно, что сразу понятно, кто там кого из пропасти на самом деле спасал.

Ну и блондинка, конечно.