Словоблудие — склонность играть словом, неумеренно, спекулятивно и бессмысленно им пользоваться.
Оно с родни, но не равнозначно пустословию, краснобайству, фразерству, многословию и демагогии.
Речь словоблуда насыщена мудреными словами, философствованием, заумными терминами, одним словом, «непонятками».
Из речи «птицы-говоруна» большинству людей знакомы только предлоги и местоимения. Словоблудие не имеет ничего общего с простотой, естественностью и открытостью. Напротив, оно нарочито спекулятивно использует свои возможности в корыстных целях. Словоблуд, дабы защитить себя от опасных вопросов, наводняет речь заумной терминологией. Опытный словоблуд с легкостью будет «толкать» речь, обдумывать нужный ответ и, если к его языку привязать динамомашину, то электричеством можно будет осветить целый город.

Причина словоблудия – банальное неумение выражаться напрямую, не заигрываясь словесами. Кто ясно мыслит, тот и ясно излагает. Словоблуд, зачастую, не умеет подать свои мысли, идеи и результаты деятельности. Излагать в заумной плоскости - проще всего.

От разглагольствований словоблудия у окружающих «кипит мозг», а он знай себе упражняется в эквилибристике слова. Полусонная публика давно заблудилась в лабиринтах его словесных построений, а он с неотвратимостью злого рока невозмутимо поливает ее словесным водопадом.

Зачастую, перед словоблудием ставится задача ввести менее искушенного оппонента в заблуждение посредством подмены понятий и словесного жонглирования. Намеренно осуществляя моральную атаку, словоблудие решает свои корыстные намерения.

Одним из признанных мастеров словоблудия был французский посол Морис Палеолог. Его речи, даже самые импровизированные, замечательны богатством языка, движением идей, ритмом фраз, широтой периодов, лиризмом метафор, блестящим бряцаньем слов. И какое разнообразие тона! Какая гибкость позы и выражения! Он по очереди надменен и прост, льстив и запальчив, повелителен и ласков, сердечен и саркастичен, насмешлив и вдохновенен, ясен и мрачен, тривиален и торжественен. Он играет на всех струнах; его виртуозность располагает всеми силами и всеми ухищрениями. Простое чтение его речей не дает никакого представления о его красноречии, ибо его физическая личность, может быть, самый существенный элемент чарующего действия его на толпу. Надо пойти его послушать на одном из этих митингов, на которых он выступает каждую ночь, как некогда Робеспьер у якобинцев. Ничто не поражает так, как его появление на трибуне с его бледным, лихорадочным, истерическим, изможденным лицом. Взгляд его то притаившийся, убегающий, почти неуловимый за полузакрытыми веками, то острый, вызывающий, молниеносный. Те же контрасты в голосе, который — обычно глухой и хриплый — обладает неожиданными переходами, великолепными по своей пронзительности и звучности. Наконец, временами, таинственное вдохновение, пророческое или апокалипсическое, преобразует оратора и излучается из него магнетическими токами. Пламенное напряженное лицо, неуверенность или порывистость его слов, скачки его мысли, сомнамбулическая медленность его жестов, его остановившийся взгляд, судороги его губ, его торчащие волосы делают его похожим на меломана или галлюцинирующего. Трепет пробегает тогда по аудитории. Всякие перерывы прекращаются; всякое сопротивление исчезает; все индивидуальные воли растворяются; все собрание охвачено каким-то гипнозом.