К началу экшена Садист был уже весьма пьян.
Ещё бы: пара шотов на абсенте, заполированных тремя бокалами пива, срубят кого угодно. Но он был достаточно опытен в вопросах употребления алкоголя, а потому уверенно стоял на ногах и полностью контролировал себя.

Обычно он никогда не позволял себе такое, но сегодня имел право.
Посреди тёмного зала в свете софитов под громкие звуки музыки, ловя на себе жадные взгляды посетителей, привязанная шелковой веревкой к спущенному из-под потолка на цепи трикселю, почти голая, в одних лишь тонких чёрных трусиках-стрингах на мягком полиуретановом мате стояла маза.

Она уже знала, что её ждёт сегодня и понимала, что сама полностью виновата во всём. Ревность. Глупая ослепляющая ревность. Она долго и упорно требовала от своего Садиста погасить, утопить, выжечь эту ревность, но сама так и не сумела справиться с нею и оттого регулярно устраивала Ему эти дурные эмоциональные качели, от которых Он терял своё хладнокровие и превращался в исполненное мрачной яростью чудовище.

Что поделаешь, женщины очень токсичны.
Тяжелая тёплая ладонь легла на щеку мазы, погладила её, а большой палец ласково скользнул за нежное ушко.
- Ты ничего не хочешь сказать мне, до-ро-га-я? - дробя последнее слово на слоги, тяжёлым бесцветным голосом спросил Садист.
- Ах, прос... - пыталась ответить она, но звонкая оплеуха остановила её фразу на выдохе. Вторая тяжелая пощечина дала понять, что говорить более ничего не нужно. "Божечки, божечки, божечки, БОЖЕЧКИ!" - ей оставалось только молиться и надеяться, что опытный партнёр хоть и сделает ей больно, но не изуродует и не покалечит.

Звуки музыки оглушали. Бешеные басы задавали ритм. Зрители жадно ожидали начало экшена, они уже привыкли к выступлениям этой пары. Но они не подозревали, что сегодня всё будет всерьёз.

Садист приблизился, чтобы в последний раз перед экшеном посмотреть на мазу, она взглянула в его глаза и увидела, что они доверху залиты багровым гневом. Тем самым багровым гневом, который не предвещал ничего хорошего.

И тут ей стало по-настоящему страшно.
Звонкий щелчок тонкого острого кнута по ягодице. Волна ошеломляющей боли прокатилась по её телу, поглотила и сожгла каждую клеточку, отозвалась в каждом нерве, каждом капилляре, каждом волоске. Мозг взорвался от внезапного количества поступающих сигналов тревоги...

Разум покинул девушку, её тело обмякло, она уже ничего не видела, не слышала и не чувствовала, как нежные любящие руки освободили её от пут, аккуратно уложили на мат, заботливо укрыли полотенцем и подали зрителям сигнал не шуметь и не вмешиваться.

Она не видела и не слышала ничего. Ей было хорошо.
Она улетела...

(с) Тойво Глумов