Фриц Риман
Основные формы страха
Немного цитат из книги, которая, как мы надеемся, может помочь глубже понять
потребности партнера. К сожалению, соображения об объеме текста вынуждают
отказаться от приведения множества других интересных отрывков.
Для пояснения того, как связаны между собой четыре основных страха, Риман
приводит следующую аллегорию: в движении Земли вокруг Солнца и вращении вокруг
своей оси есть центростремительная и центробежная силы по отношению к Солнцу и
по отношению к ней самой. Солнце в этой аллегории соответствует социуму, Земля
индивиду; стремлению к социальным контактам противостоит страх утраты
«Я», стремлению к самостановлению — страх отвержения и изоляции,
стремлению к изменениям («центробежная сила Земли» по отношению к
самой себе) — неуверенность, стремлению к постоянству — страх
«окончательности», отказа от иных возможностей. Таким образом, по
Риману, эти четыре постоянно присутствующих страха есть то, что обеспечивает
баланс во взаимоотношениях человека с самим собой и с социумом.
Выдержки из книги
«Основные формы страха взаимосвязаны с нашим самочувствием в этом мире и с
нашей напряженной распределенностью между двумя большими антиномиями, которые
мы переживаем в их неразрывной противоположности и повторяемости. Я хотел бы обе
эти антиномии в равной степени прояснить, включая их в надперсональный порядок
и закономерности, которых мы не осознаем, но которые все же существуют.
Рождаясь в этом мире, мы повинуемся четырем могущественным импульсам: наша
Земля вращается вокруг Солнца, являющегося также центральным светилом нашей
собственной мировой системы, чье движение мы определяем как революцию или
переворот. Одновременно Земля вращается вокруг своей оси, что называется ее
собственным вращением. Таким образом, существуют два взаимоисключающих или
взаимодополняющих импульса, которые поддерживают нашу мировую систему в
движении, к которому принуждают два направления: силы тяжести и центробежной
силы. Сила тяжести поддерживает целостность нашего мира, стремясь вовнутрь, к
его центру, и удерживая его от распада. Центробежная сила направлена от центра
наружу, она стремится к расширению и, будучи отпущена, направлена на
отделение и непрерывное движение. Только взвешенное взаимодействие этих четырех
импульсов гарантирует закономерный и подвижный порядок жизни, в которой мы
пребываем и которую называем космосом. Преобладание или выпадение одного из
видов движения нарушает или разрушает этот вселенский порядок и приводит к
хаосу.»
«Итак, познакомимся с четырьмя основными формами страха, которые я снова
хочу представить читателям в общем виде:
1. Страх перед самоотвержением, переживаемый как утрата "Я" и зависимость.
2. Страх перед самостановлением (стагнацией "Я"), переживаемый как
беззащитность и изоляция.
3. Страх перед изменением, переживаемый как изменчивость и неуверенность.
4. Страх перед необходимостью, переживаемый как окончательность и
несвобода.
Все возможные варианты страха относятся, в конечном счете, к описанным
вариантам основных форм и связаны с четырьмя основными импульсами, которые в
любом случае встречаются попарно, дополняя и противореча друг другу: как
стремление к самосохранению и самообособленности с противоположным стремлением к
самоотдаче и принадлежности к общему и, с другой стороны, как стремление к
постоянству и безопасности с противоположным стремлением к изменениям и риску.
Каждому стремлению свойственен страх перед противоположным
стремлением.»
«Мы убедимся в дальнейшем, что преобладание одной из четырех основных
форм страха или, с другой точки зрения, прекращение действия одного из четырех
основных типов импульсов приводят нас к четырем типам личностной структуры или к
четырем способам существования в мире (In-der-Welt-Seins), с которыми мы
ознакомимся в дифференцированном виде и к которым все мы относимся с той или
иной степенью акцентуации. Эту личностную структуру мы понимаем также как
одностороннюю акцентуацию в связи с одним из четырех основных видов страха. …
Четыре личностные структуры, прежде всего, отражают психическую норму с
определенной акцентуацией. … И еще одно замечание: описывая типологию личностной
структуры и характера, мы должны отличать их от другой системы классификации
личностных структур, среди которых преобладают психоаналитические данные и
данные глубинной психологии. Их оценки носят фаталистический и неизменный
характер, тогда как мы рассматриваем эти типы в рамках конституции или
темперамента, что означает значительно меньшую степень однозначности и
окончательности оценок.»
Шизоидные личности
«С психологической точки зрения жизнь этих людей связана с повышенным
стремлением к самосохранению. Мы все испытываем желание не смешивать свою
индивидуальность с другой, чувствительно реагируем на искажение нашего имени;
мы не желаем быть заменены на другого, мы хотим осознавать нашу единичность как
индивидуальность. Стремление отделиться от других сочетается со своей
противоположностью — социальной сущностью принадлежности к группе или коллективу
Мы отстаиваем наши личные интересы в партнерских связях, межчеловеческих
отношениях и в вопросах ответственности. Как сказывается это на человеке,
который предпочитает уклониться от самоотдачи в пользу самосохранения? Его
стремления направлены прежде всего на сохранение независимости и
самоудовлетворение (автаркию, autark). Быть независимым, не нуждаться ни в
чьей помощи, не быть никому обязанным имеет для него решающее значение. Поэтому
он дистанцируется от других людей, не позволяет приближаться к себе, стремится
к отграничению. Нарушение этой дистанции расценивается им как угроза его
жизненному пространству, как опасность для его независимости и целостности его
личности и вследствие этого пресекается. Так развивается типичный для шизоидной
личности страх перед близостью в межчеловеческих связях. В связи с тем, что в
реальной жизни от связей уклониться нельзя, он ищет такие защитные формы
поведения, которые помогают ему отгородиться от жизни. Прежде всего, в
персонально-близких контактах шизоидные личности уклоняются от интимности и
избегают ее. Они страшатся встречи с другой индивидуальностью, с партнером и
стремятся ограничить человеческие связи лишь деловыми отношениями. Они стремятся
быть анонимными участниками группы или коллектива и все же переживают свою
принадлежность к общественным интересам Они предпочитают использовать сказочную
«шапку-невидимку», чтобы незамеченными принимать участие в жизни,
и без нее отказываются от какой-либо активной общественной деятельности. В
отношениях с окружением они отстранении, сдержанны, держатся на расстоянии,
неразговорчивы и индифферентны до холодности. Они часто кажутся странными,
обособленными, непредсказуемыми в своих реакциях или вызывающими недоумение. С
ними можно быть давно знакомыми, но по-настоящему не знать их. Сегодня кажется,
что мы имеем с этим человеком хороший контакт, а завтра он ведет себя так,
будто мы с ним никогда не виделись: достигнутая ранее близость внезапно и резко
прерывается, и появляется непонятная, необоснованная агрессивность или
враждебность, оскорбительная для нас. Избегание доверительной близости
возникает из страха перед вами, перед открытостью самоотдачи и делает лиц с
шизоидными чертами изолированными и одинокими. Их страх перед близостью
усиливается при необходимости приблизиться к другим или при приближении других.
Чувство склонности, симпатии, нежности и любви к другому в скором времени
оставляет этих людей и сменяется переживанием опасности. Это объясняет, почему
они уклоняются от таких ситуаций близости, могущих вызвать у них враждебность,
– они внезапно прекращают близкие отношения, прерывают достигнутый контакт с
другим и возвращаются назад, не стремясь более к установленной связи. Между
ними и окружением зияет глубокая пропасть в контактах, которая с годами
расширяется и делает шизоидов все более изолированными. В результате всегда
возникает следующая проблема: из-за отдаления от человеческого окружения шизоид
все меньше знает о других, это все больше расширяет пропасть в опыте общения и
усиливает неуверенность в межчеловеческих контактах. Шизоид знает, что не прав
в том, что является очевидным для других, особенно в области опыта
доверительной близости и любящей предпочтительности. Вследствие этого он склонен
к подозрениям и заблуждениям в межчеловеческом ориентировании и потому относится
к людям с глубоким недоверием, так как его впечатления и представления об
окружающих, в конечном счете, являются скорее проекцией его предположений и
воображения, чем реальной действительности. Полные недоверия, вытекающего из
их глубокой незащищенности, независимо от того, является ли она первичной или
следствием недостаточности межчеловеческих контактов, лица с шизоидными чертами
характера развивают у себя такие функции и способности, которые помогают им
ориентироваться в мире. Это восприятие через познание сущности, познавательный
интеллект, сознание, рациональность. Будучи неуверенными во всем, что связано
с эмоциональностью и чувственным познанием, они стремятся к
«чистому» познанию, чьи результаты тем выше, чем больше они могут
отрешиться от непосредственного созерцания. Мы должны понять, что шизоиды
стремятся к точным знаниям, которые гарантируют их безопасность и
отгороженность от источников субъективных переживаний. В противоположность
развитию этой рациональной стороны личности шизодов, их эмоциональная жизнь
остается прежней – она относится как к взаимоотношениям с партнером, так и к
эмоциональным связям и взаимоотношениям Для этих людей часто характерно
выдающееся интеллектуальное развитие при эмоциональной недостаточности –
эмоциональные переживания неразвиты, а иногда – бедны и скудны Это придает
значительную неуверенность при контактах, что создает множество трудностей в
повседневной жизни – помимо недостатка или отсутствия деликатности и умеренности
в человеческих отношениях, они не чувствуют своих партнеров по отношениям, не
нюансируют свои взаимосвязи, что может создавать проблемы даже при самых
элементарных попытках установить контакт.
…
В связи с тем, что каждая близость провоцирует у них возникновение страха, они
вынуждены в значительной степени сокращать близкие контакты или отказываться от
них. Это приводит к тому, что они рассматривают любовь и любовные отношения как
угрозу их независимости и утрату собственной значимости.
…
Нежность, вербальное или сентиментальное выражение склонности чуждо шизоиду,
ему недостает чуткости и сопереживания, способности отождествить себя с другим.
Попытка разрешить конфликт между усиливающимся стремлением к обладанию и страхом
перед близостью в межличностных контактах принимает различные формы. Чаще всего
это проявляется в освобождении от любовного чувства и отщеплении от него
сексуального влечения в чистом виде, т. е. в стремлении к сексуальной связи без
любовного антуража. Партнер для него является лишь «сексуальным
объектом», лишь средством для достижения полового удовлетворения, во
всем остальном он его не интересует. Однако вследствие такой эмоциональной
безучастности партнерские взаимоотношения легко заменяются. Это защищает
шизоидов от глубокого проникновения в их жизнь посторонних, свидетельствуя как
об их полной беспомощности и неопытности в общеизвестных эмоциональных связях и
отношениях, так и о том, что они предполагают, что партнер представляет
угрозу для их жизни. Все сказанное является основанием для развития механизмов
защиты от чрезмерной близости и интимности со стороны партнера – шизоид не
знает, как отвечать на его домогательства, так как они скорее неприятны ему,
чем доставляют удовольствие.
…
Во всех случаях длительные связи тяжелы для шизоидов; раздельные спальни
являются как бы само собой разумеющейся потребностью; партнеры должны понимать
это и соблюдать требуемую дистанцию, как для своей защиты, так и для
сохранения отношений. Из всего сказанного следует, что, исходя из тех
оснований, которые теперь стали для нас более понятными, шизоиды испытывают
большие трудности в развитии и проявлении своих любовных склонностей. Они
необычайно чувствительны ко всему, что угрожает их свободе и независимости или
ограничивает их; они скупы на сентиментальные высказывания и благодарны
партнеру, если он скромно и ненавязчиво дает им приют и защищенность. Если
партнер это поймет, то не будет показывать свою самую глубокую привязанность,
а предоставит шизоиду без лишнего проявления чувств все, что может ему
дать.»
Депрессивные личности
«У депрессивных личностей преобладает стремление к доверительным близким
контактам, страстное желание любить и быть любимым, соотнесение своей сущности
и своего поведения с мерками и масштабами человеческого общества. В их любви
превалирует желание сделать любимого человека счастливым – они сочувствуют нам,
догадываются о наших желаниях, больше думают о нас, чем о себе, в порыве
самоотдачи готовы забыть о себе и, по крайней мере, в данный момент, готовы
слиться с понятием «Мы», пренебрегая индивидуальными
различиями. Первым следствием этого является то, что партнер депрессивной
личности становится сверхценным объектом. Любящая самоотверженность стремится
посвятить себя партнеру и без связи своего существования с другим человеком
невозможна. Отсюда устанавливается и распространяется зависимость, которая
является центральной проблемой для лиц с депрессивными чертами характера: они
больше, чем другие, зависят от партнера. Их способность любить и готовность
любить вместе с их потребностью в любви – вот две стороны их натуры, которые
Эрих Фромм в своей книге «Искусство любви» определил двумя фразами:
«Я нуждаюсь в тебе, потому что люблю тебя» и «Я люблю тебя,
потому что я в тебе нуждаюсь». Неся свою любовь каждому, поскольку не
может не любить, депрессивная личность не верит в возможность того, что ее
потребность в любви будет реализована. Когда один человек настоятельно нуждается
в другом, он стремится уменьшить дистанцию между ними. Ему причиняет страдание
пропасть, разделяющая "Я" и «Ты», та дистанция, в которой
безусловно нуждаются шизоиды и которую они поддерживают в целях самозащиты. В
противоположность этому депрессивные личности стремятся достичь максимальной
близости и, по возможности, удержать ее. У них так мало развиты эгоистические,
направленные на обеспечение "Я" стремления, что любая дистанция, любое
отдаление и разъединенность с партнером вызывают у них страх, и они делают
попытки снять это дистанцирование. Отдаление от партнера означает для них
оставленность, покинутость и заброшенность, что может привести к глубокой
депрессии вплоть до отчаяния. Что делать, чтобы избежать мучительного разрыва и
уйти от страха утраты? Единственный способ состоит в развитии такой степени
самостоятельности и независимости, чтобы полностью освободиться от партнера. Но
именно это очень тяжело для депрессивных личностей, у которых ослабление
тесного контакта с другими тотчас же высвобождает страх утраты. Они делают
попытки найти спасение в других людях, которые сняли бы подобные проблемы, но
мы видим, что положение от этого лишь ухудшается. Им кажется, что такую
безопасность дает им зависимость – и они ищут ее либо входя в зависимость от
другого, либо поставив другого в зависимость от себя. При любом типе
зависимости они нуждаются в обещании – пусть лживом – не оставлять их. Как им,
вероятно, кажется, связь с другим тем прочнее, чем выразительнее они
демонстрируют беспомощность и зависимость – ведь не может быть другой человек
столь жестоким и бессердечным, чтобы оставить их в таком положении. Другая
возможность заключается в том, чтобы поставить другого в зависимость от себя,
как это делают дети, в противоположность описанным выше действиям; но, в любом
случае, мотивация депрессивных личностей остается той же и состоит в том,
чтобы удержать зависимость. У депрессивных личностей доминирующим является страх
утраты в различных его внешних проявлениях – страх перед изолирующим
дистанцированием, беззащитностью и одиночеством, страх быть покинутым. Они
ищут неограниченной близости и необыкновенно крепких уз, связывающих их с
другими, именно в этом находя защиту от страха – в противоположность шизоидам,
которые видят защиту от страха в дистанцировании и освобождении от связей. Для
депрессивных личностей близость означает безопасность и защищенность, для
шизоидов – угрозу и ограничение их автаркии, и наоборот, дистанцирование для
шизоидов – это безопасность и независимость, а для депрессивных личностей –
угроза их существованию и страх оставленности и одиночества. Если депрессивная
личность узнает, что для партнера интересы существования "Я", индивидуальности
неизбежно означают расставание, то они отказываются от самих себя, унижаясь и
повергая себя в прах перед партнером. Говоря на языке нашей аллегории,
депрессивные личности пытаются избежать страха, отказываясь от центробежного
стремления к "Я" (от своего "Я") или делая других зависимыми от себя.
Депрессивная личность становится спутником другого человека или делает другого
человека своим спутником. Это может быть тихая, безропотная, обращенная в
прошлое жизнь в качестве спутника партнера или стремление создать такую жизнь
для другого. Страх может достигать высокой степени и осознаваться как боязнь
утраты; страх остаться наедине с самим собой, с собственными проблемами
продолжает оставаться неосознанным. Страхи депрессивных личностей, касающиеся
как собственных проблем, так и угрозы, которую несет самостоятельность
партнера, при столкновении с жизнью получают дальнейшее развитие и могут
привести к реальной утрате связи с партнером, тем более что любая
индивидуальность и самостоятельность требуют изоляции. Чем больше самости и
самостоятельности мы проявляем, тем больше отличаемся от других и тем меньше
общего имеем с ними. Индивидуализация означает, прежде всего, выход из системы
безопасности, предписывающей «быть таким, как все», и связана с
переживанием страха; «стадное влечение» этот страх уменьшает, и,
вместе с тем, растворение в массе усиливает страх перед индивидуализацией. Для
депрессивных личностей этот страх особенно закономерен. Для них отличие от
других, чужие мысли и чувства сочетаются со страхом утраты, так как означают
переживание отдаления и отчужденности. Поэтому депрессивные личности пытаются
отказаться от различения себя и других. Сделаем еще некоторые разъяснения. Чем
меньше мы учимся развивать свое личное существование, свою самостоятельность,
тем больше нуждаемся в других. Таким образом, можно констатировать, что страх
утраты является обратной стороной слабости "Я". В связи с этим предпринимаются
попытки обезопасить себя от страха, отказываясь от всего того, что мешает или
препятствует депрессивной личности и ей противопоставлено. Если "Я" недостаточно
развито, то такой человек нуждается в поддержке со стороны и вступает в тем
большую зависимость от другого, чем слабее он сам. Но при возникновении
зависимости появляется постоянный страх лишиться этой поддержки – ведь он так
много вложил в другого, так много делегировал ему полномочий, что не верит в
возможность жизни без партнера, так как именно в нем, в другом, заключено его
существование. Депрессивные личности ищут зависимости, которая сулит им
безопасность; вместе с зависимостью, однако, возникает страх утраты, поэтому
они прилагают все усилия для удержания другого, панически реагируя даже на
кратковременную разлуку. Таким образом, образуется типичный порочный круг,
который может быть разорван только с риском для собственного существования, так
как автономия субъекта в данном случае разрушительна.
…
О чем думает депрессивная личность и как она чувствует, можно догадаться по
высказываемому желанию «читать в глазах» – зная о том, что он
мешает партнеру, что тот хочет отвязаться от него, убрать со своей дороги, он
принимает его взгляды, разделяет его мнения – короче говоря, он любит так,
что вообще создается угроза стирания различий между существованием депрессивной
личности и партнера. Такое «слияние» для депрессивной личности
является как бы заклинанием от страха утраты. Он весь в партнере и живет
сознанием своей жертвенности и самоотречения. Истинность или неистинность такой
любви определяется тем, что депрессивные личности решаются на любовь (так как
она сама по себе смягчает страх утраты), отдавая себе отчет в опасности любви
для них самих и понимая, что партнер должен иметь условия для свободного
развития своей индивидуальности. Здесь принцип «я хочу того, что подходит
тебе» абсолютизируется. Для партнера такого рода связь во многих
отношениях удобна, но если от своего партнера депрессивные личности ожидают
большего, чем быть его «эхом» или обслуживающим его бессловесным
духом, то их ждет разочарование.
…
Таким образом, депрессивные личности стремятся к симбиозу, к упразднению
границы между "Я" и «Ты». Такое стремление к стиранию различий между
"Я" и «Ты» один депрессивный пациент описывал так: «Я не знаю
больше, где заканчиваюсь я и начинается он». Они полностью растворяются в
любви, или любовь «пожирает» их так, что они как бы забывают, они
ли это сами или это их партнер. В обоих случаях проблема зависимости заключается
в том, что они хотят избавиться от собственной индивидуальности, не
признаваясь в этом партнеру. Часто партнерские взаимоотношения у депрессивных
личностей осуществляются по типу «если я тебя люблю, то я люблю все, что
касается тебя». Это прекрасная попытка избежать страха утраты: партнер
может вести себя как ему заблагорассудится – в конце концов, депрессивная
личность любит свое чувство больше, чем себя самого, и в этом смысле он
зависим от себя и своей любовной готовности, достигая, таким образом, вечной
и нерасторжимой любви. Более тяжелой является другая форма депрессивных
партнерских взаимоотношений – так называемая шантажирующая любовь, или
любовь-вымогательство. Она охотно рядится в повышенную заботливость, за которой
скрывается господствующее влечение бежать от страха утраты. Если это
недостижимо, депрессивные личности прибегают к более сильным методам,
направленным на пробуждение у партнера чувства вины, – например, к угрозе
самоубийства; если же и это не оказывает желаемого действия, они впадают в
состояние глубокой депрессии и отчаяния.»
Личности с навязчивостями
«Теперь мы должны приступить к описанию третьей основной формы страха –
страха перед преходящим. Мы встречаемся с ним тем чаще, чем чаще обращаем на
него свое внимание. Опишем вначале, какие возникают последствия, когда у
человека усиливается страх перед временным характером своего существования,
когда возрастает его стремление к продлению и безопасности в том смысле, какой
мы вложили в наше иносказание, касающееся центростремительных сил или
соответствия силе тяжести. Общим следствием такой склонности является стремление
все оставить по-прежнему. Изменение привычного состояния напоминает о
преходящем, об изменчивости, которую личности с преобладанием навязчивостей
(обсессивные) хотели бы, по возможности, уменьшить. В связи с этим, как
следует из нашего иносказания, они пытаются найти или восстановить уже
изведанное и проверенное. Когда что-либо изменяется, они расстраиваются,
становятся беспокойными, испытывают страх, пытаются отделаться от изменений,
уменьшить или ограничить их, а если они происходят – помешать им или преодолеть
их. Они противостоят тем изменениям, которые с ними происходят, занимаясь при
этом сизифовым трудом, так как все мы находимся в потоке событий, «все
течет и все изменяется» в непрерывности возникновения и исчезновения, и
никто не может остановить этот процесс. Как вообще выглядят эти попытки? При
таких состояниях мнения, опыт, установки, главные правила и привычки
удерживаются железной хваткой на основе действующего принципа и неизменного
правила – все настоящее превращать в «закон вечности». Новый опыт
либо отклоняется, либо, если это невозможно, трактуется как уже давно
известное и испытанное. Это сознательно или подсознательно приводит к
подтасовкам, вследствие которых некоторые детали нового упускаются,
тенденциозно трактуются или просто аффективно отвергаются с тем обоснованием,
что они неубедительны, преходящи, необъективны. В качестве спасения человек
держится за такие установки, которые никто не может поколебать. История науки
полна примеров подобных непродуктивных споров, основанных на упорном
отстаивании своей «правоты». Отстаивание всего известного и
привычного неизбежно приводит к готовности все новое встречать с предубеждением,
к стремлению обезопасить себя от всего удивительного, непривычного и
неизведанного. Это не только исключает возможность риска и попытки исследовать
неизведанное с точки зрения наивной веры в прогресс, но и вызывает тенденцию
затормозить, сдержать или даже предотвратить стремление других людей к риску,
к открытию нового, к развитию. Основной проблемой людей с навязчивостями мы
считаем также переоценку потребности в собственной безопасности. Осторожность,
предвидение – долгосрочное целенаправленное планирование, вообще, установка на
длительный период существования и продление существующего – все это связано с
упомянутой потребностью.
…
Некоторые люди с навязчивыми расстройствами, имея полные шкафы одежды, носят
исключительно старые вещи, создавая тем самым «резервы», – у них
«сердце болит», если они вынуждены надевать новое, и они носят
старомодную, проеденную молью одежду. Новая вещь используется ими лишь тогда,
когда старая совсем изнашивается, и то лишь для того, чтобы предотвратить
окончательный ее распад. Все, что движется к окончанию, напоминает им о
преходящем и, в конечном счете, о смерти. У каждого из нас есть такой страх,
и все мы желаем продления своего существования и даже бессмертия; все мы ищем
чего-то бесконечного и испытываем глубокое удовлетворение, когда вновь находим
вещи, к которым привыкли, но которые по различным причинам утратили.
…
Стремление избежать страха перед изменчивостью и временностью мы усматриваем в
упрямой тенденции к удержанию и овладению, проявляющейся во всех возможных
областях. Семейные, общественные, моральные, политические, научные и
религиозные традиции приводят к догматизму, консерватизму, чрезмерной
принципиальности, предубежденности и различным формам фанатизма.
…
Старая истина «tempera mutantur, et nos mutamtur in illis»
(«времена меняются, и мы меняемся вместе с ними») для лиц с
навязчивыми расстройствами не имеет силы; они платят за это стремлением к
постоянству и страхом перед переменами. Они пытаются удержать жизнь с помощью
схем и правил и проявляют упрямую нетерпимость ко всему новому и непривычному,
а потому беспокоящему их. Однако то, что они так упорно хотят удержать,
приводит их самих к принудительным и навязчивым психическим процессам. Таким
образом, за каждой привычкой, каждой догмой и каждым проявлением фанатизма
стоит страх – страх перед переменами, перед преходящим и, в конечном счете,
страх смерти. Поэтому лица со склонностью к навязчивостям с таким трудом
примиряются с людьми или обстоятельствами, которые отнимают у них власть или не
подчиняются их воле.
…
Эти люди боятся, что без постоянного собственного и постороннего контроля может
наступить угрожающий им хаос, что для наступления такой ужасающей
неупорядоченности достаточно лишь немного расслабиться, отпустить вожжи, стать
более открытым чужим влияниям и более податливым. Они боятся, что их могут
притеснить, вытеснить или обойтись без них, что их мнением могут пренебречь,
и если это хоть раз произойдет, то все обрушится, наступит светопреставление;
они уподобляются Гераклу, который бы уже заранее предвидел, что на месте одной
срубленной головы у гидры вырастет, по крайней мере, две. Они боятся совершить
первый шаг, так как представляют себе бесчисленные последствия этого поступка.
Они всегда стремятся достичь большей власти, приобрести больше знаний и
навыков, чтобы предотвратить возникновение нежелательного и непредвиденного, и
живут по принципу «а что будет, если...», вследствие чего
отвергают все возможные варианты поведения, так что их повышенная осторожность
и предусмотрительность не находит применения в жизни.
…
Любовь, это иррациональное, безграничное, трансцендентное чувство,
которое может перерасти в опасную страсть, ввергает этих людей в глубокое
беспокойство. Они расценивают это чувство как нечто вторгающееся в их волю, как
проникновение в их жизнь болезненного и невозможного; им кажется, что оно
нарушает их собственные законы, и потому они снова и снова обращаются за
помощью к разуму. Все это представляет тяжелое испытание для ощущения
собственной безопасности личностей с обсессивным развитием и требует от них
мобилизации их волевых качеств. В связи с этим личности с навязчивой структурой
пытаются «собрать в кулак» свои чувства, взять их под контроль.
Несмотря на то что чувство любви не покидает их, субъективно они переживают его
непостоянство и изменчивость. Страсть кажется им подозрительной, она не
поддается расчету и рассудку и является, скорее всего, признаком слабости.
Поэтому свою симпатию они пытаются расчетливо дозировать, сдерживают свои
чувства и проявляют мало понимания по отношению к партнеру. Неуместной
деловитостью они пытаются отрезвить свои чувства. К тому же во всех партнерских
отношениях они проявляют повышенное чувство ответственности и отстаивают
принятые раз и навсегда решения. Им нелегко признать равноправие партнера, они
скорее склонны к «вертикальному порядку», им ближе соотношение
«выше или ниже», быть «молотком над наковальней» для
них предпочтительней, чем неизбежное «или-или» – но кому же
нравится быть «наковальней»? Таким образом, любая связь для них
станат вится борьбой за подчинение партнера. Как депрессивные личности в своих
партнерских отношениях исходят из страха утраты и ставят себя в зависимость,
так личности с навязчивым развитием исходят из потребности властвовать,
вследствие чего хотят формировать партнерские отношения по своей воле. Это
дается им тем тяжелее, чем сильнее партнер, которым они хотят обладать
полностью, которого хотят сделать своей собственностью, подчинить своей воле.
В партнерских отношениях нередки случаи, когда личности с навязчивым развитием
живут «по расчету», требуя от партнера, прежде всего, подчинения
и покорности. С другой стороны, связь представляется им чем-то
«роковым».
…
Когда одна дама спросила своего мужа, почему он не соглашается на развод,
который она давно уже предлагала ему, так как брак из-за отсутствия взаимного
чувства стал непереносимым для обоих, он ответил «Потому что мы
женаты», имея в виду, что раз брак зарегистрирован, то он нерушим Он
сказал это не из религиозных или каких-либо других понятных соображений, а
просто потому, что, вступая в брак, он женился раз и навсегда Обычно в таких
случаях играет роль потребность властвовать; кроме того, такому человеку
кажется предпочтительным удерживаться в рамках существующего положения, так как
все новое он расценивает как рискованное. Даже тогда, когда в этом браке тлеет
ненависть и противоположная сторона отвергает всякую попытку сближения,
приносящую лишь мучение и страдание, он не расторгает брак, в котором каждый
ждет смерти партнера. Чем более выражен процесс навязчивого развития личности,
тем чаще брак рассматривается ею как юридический контракт со строгим
распределением прав и обязанностей. Формальная сторона брачных отношений
приобретает для них сверхценный характер, и они всегда ссылаются на нее. Пока
все остается в разумных пределах – «clara pacta – boni amici»
(«ясные договоры – лучшие друзья») – это не вызывает возражений.
Если же эмоциональные отношения подменяются формальностью, когда партнер
настаивает на своем мнимом «праве» и в достижении своих принципов
доходит до садизма, то под маской корректности мы обнаруживаем враждебные
чувства и претензии на власть.
…
В конфликтах и спорах лицам с обсессивным развитием недостает благоразумия, они
с трудом соглашаются с чем-либо, им тяжело признать свою неправоту. Они
цепляются за прошлое и скрупулезно, педантично перечисляют и подсчитывают все
случаи, когда партнер, как им кажется, обманывал их. Во время конфликтов они
высказывают странные предложения по устранению недостатков партнера, приводя
при этом давно известные и избитые примеры. Если они не могут удержать чувства
партнера, то разрабатывают специальную программу поведения, пытаясь установить
правила, которым должны следовать оба партнера.
…
Психически здоровые люди такого личностного типа, у которых навязчивые
расстройства выражены незначительно, в общей своей массе не имеют каких-либо
доставляющих им страдание нарушений любовных взаимоотношений, зато отличаются
верностью и стабильностью в своих привязанностях. Они дарят партнеру неизменную
теплоту и вызывают у него ответное чувство безопасности и стабильности. Они –
заботливые супруги, их семьи производят впечатление здорового и крепкого
содружества в самом позитивном смысле этого слова благодаря той внимательности,
взаимной симпатии и ответственности, которые создают в них атмосферу
стабильности.»
Истерические личности
«Очарование нового, неизведанного, манящего давно известно; радость
риска в такой же степени присуща нашему существованию, как жажда вечности и
потребность в. безопасности. Авантюризм живет в нас, далекие страны привлекают;
нам в равной степени свойственны тоска по дому и тяга к путешествиям, страстное
желание интимных впечатлений и переживаний, которые ломают рамки привычных
представлений, обогащает нас, новые стороны бытия привлекают и манят. Мы ищем
встреч с новыми людьми, мы торопимся использовать и исчерпать все возможности
нашей жизни, расширить, обогатить и осмыслить новые встречи.
В связи со сказанным переходим к описанию четвертой и последней основной формы
страха – страха перед окончательностью, перед необходимостью и офаниченностью
нашего стремления к свободе. Если личность с навязчивым развитием боится
изменений, свободы и риска, то, приступая к описанию личностей с истерической
структурой, мы отмечаем у них нечто совершенно противоположное. Они явно
стремятся к переменам и свободе, жаждут всего нового и рискованного, перед
ними открыты шансы и возможности будущего. Они боятся всяких ограничений,
традиций, закономерностей и порядка, которые так значимы для лиц с навязчивым
развитием.
Рассмотрим снова, в рамках приведенных во введении аллегорий, ситуацию, при
которой центростремительные силы взаимосвязи и концентрации ослабляются и
высвобождаются и когда преобладают противоположные, центробежные силы,
являющиеся источником устремленности к новому центру внимания. Это означает,
что они живут от мгновения к мгновению, без четких планов и целей, в ожидании
нового, в жажде новых раздражителей, впечатлений и авантюр, находясь во
власти соблазна господствующих в данный момент впечатлений и желаний, исходящих
как от внешних, так и от внутренних источников. Прежде всего, они нуждаются в
чувстве свободы, в связи с чем испытывают страх перед порядком, установленными
законом положениями, которые они связывают с невозможностью уклониться от
обязанностей и установок Действующие повсеместно и связанные с соблюдением
порядка положения они воспринимают, как правило, в аспекте ограничения свободы
и по возможности уклоняются от их выполнения. Их стремление к свободе это, по
преимуществу, стремление к свободе от чего-то, а не для чего-то. Что же
происходит, если действующие правила игры в межчеловеческих отношениях и
естественный и необходимый для жизни порядок не воспринимаются? В этом случае
люди живут в мире, где законы и положения гибки, как каучук, где все уступает
желаемому и любимому в данный момент, где порядок не воспринимается всерьез,
так как постоянна только изменчивость. В каждой жизненной ситуации они ищут
лазейку, для того чтобы в своем поведении уклониться от принятого порядка и
последовательности. Законы каузальности, т. е взаимосвязь между причиной и
следствием, столь необходимые при столкновении с физической природой, они не
готовы применять и использовать; для них действительно лишь то, что применимо
здесь и сейчас. Естественно, в большинстве своем они боятся и, по возможности,
избегают жестко установленных границ и ограничений – даже биологических
данностей, при которых необходимо быть либо мужчиной, либо женщиной,
возрастных определений, упоминаний о неизбежности смерти. Они стремятся играть
все роли, которые предусмотрены в человеческом коллективе, и избегают
всяческих предписаний и законоположений. Резюмируя, можно сказать, что их
страшит в жизни и окружающей среде все то, что свидетельствует об
ограниченности и неизбежности, все то, что мы обозначаем и поддерживаем как
реальность.
…
Рассмотрим более подробно аспект псевдодействительности. Реальность нашего
существования основана на уже упоминавшемся законе взаимосвязи причины и
следствия, действия и последствия. Это приводит нас к закономерностям,
которыми мы не можем пренебрегать безнаказанно. Испытывая чувство, что этот
закон причинности ограничивает их возможности и принуждает к выстраиванию
последовательности своих действий и самоотказу, личности с истерическим
развитием уклоняются от его выполнения, прибегая к «страусиной
политике». Они действуют так, как будто причинности не существует.
Одержимые доминирующими в настоящее время желаниями, не принимая во внимание
последствия этих желаний и не пытаясь проверить их реалистичность, они живут по
принципу «после нас хоть потоп». Они наивно полагают, что и
принципы причинности, и их последствия не имеют влияния на текущие события или,
по крайней мере, не имеют прямого отношения к данной ситуации. Будучи
зависимыми от своих желаний и от того, что производит на них сиюминутное
впечатление, они пренебрегают возможными последствиями и находятся под
суггестивным влиянием своих желаний, думая о причинах и следствиях только
потом.
…
Пунктуальность, планирование своего времени и его распре деление для них
тягостны и непереносимы; они нередко расценивают эти качества у других людей как
мелочность. Или возьмем такую биологическую реальность, как наша зависимость от
половой принадлежности, от процесса созревания и от возраста. Лица с
истерическим развитием не хотят отказываться от своих установок, стремятся как
можно дольше считаться детьми, которые не имеют никаких обязанностей,
стремятся удержать молодость и не нести ответственности за те изменения,
которые они вносят в окружающий мир или во взаимоотношения с другими.
Ответственность для них – неприятное и неудобное понятие, требующее соблюдения
определенных условий, которые напоминают им о законе причинности и неприятных
последствиях и выводах с ним связанных. И возраст! Они находят различные
причины, для того чтобы уклониться от ответов на вопросы о возрасте, ссылаясь
на выражение «мне столько лет, на сколько я себя чувствую» и находя
различные уловки, чтобы не отвечать на этот вопрос по существу. Им кажется,
что, уклоняясь от того, чтобы сказать правду о своем возрасте, они достигают
иллюзии вечной молодости. Начиная с одежды, в которой они придерживаются
юношеского стиля, и кончая многочисленными косметическими средствами и даже
косметическими операциями, они прибегают к любым средствам, чтобы поддержать
эту иллюзию молодости. Они пренебрегают заботами и волнениями, объясняя это
тем, что они для них «непереносимы», а если уклониться нельзя, то
ссылаются на болезнь и тем самым избавляются от хлопот и беспокойства. Подобным
же образом истерические личности относятся к этическим нормам и морали. Кто
знает, что скрывается за их любезностью и предупредительностью? «Один раз
не в счет» («einmal ist keinmal»), a случай не влечет за
собой никаких выводов и последствий. Кто знает, что хорошо, а что плохо? Ведь
все это, в конечном счете, относительно и зависит от той точки зрения,
которой мы придерживаемся в данный момент. Они воспринимают мир пластично и
гибко и возникающим на их жизненном пути ошибкам дают произвольное истолкование.
Кто знает, что в данный момент действует, а что уже прошло? Счастливым образом
их мысли свободны, они убеждены в достаточности настоящего и не думают о том,
что может произойти в будущем – кто может доказать противоположное? С их точки
зрения логика – это обременительная, докучливая реальность. Они все более и
более отдаляются от реальности и от решения логически вытекающих из нее проблем
– их собственная логика отличается от логики других людей тем, что в ней
минимум логики. Когда посторонние находят в их мышлении непонятные пропуски и
разрывы, за которыми они не поспевают, а их поведение определяют как
немотивированное, сами истерики хорошо себя понимают и находят свои мысли и
поступки вполне логичными.
…
Преодолевая временные и каузальные взаимосвязи, истерические личности достигают
необычайной пластичности, они живут без исторических корней, без прошедшего.
Они отвергают прошлое как несущественный балласт, что вносит в их жизнь
пунктирность, ненадежность, фрагментарность и переливчатость. Они могут, как
хамелеоны, приспособиться к каждой новой ситуации и, вместе с тем, проявляют
так мало постоянства, такой дефицит "непрерывности "Я"", что мы можем это
считать для них характерным. Они кажутся непредсказуемы ми и непостижимыми.
Истерики могут играть разные роли в зависимости от данного момента и своих
потребностей, ориентироваться на партнера и тут же публично отказываться от
своей привязанности, если эта роль больше их не устраивает. Так развивается
непоследовательность и отсутствие четких контуров поведения, которые характерны
для истерических личностей. Другой возможностью, которую приобретает страх,
припирающий истериков к стенке, является так называемый «поворот копья в
другую сторону» («Spiep umzudrehen»), при котором вина за
происшедшее перекладывается на других. При этом упреки к самому себе заменяются
претензиями к постороннему, что рефлекторно приводит к свойственной детям
реакции, когда они на реплику «ты дурак» автоматически отвечают
«сам дурак». Нередко случается так, что если их критикуют или
упрекают в чем-то, они тотчас же, без всяких дискуссий и возражений,
принимают чужую точку зрения. Проецирование на других собственного чувства вины
в форме упреков может достичь такой степени, что они начинают верить в
виновность другого человека по принципу «держи вора».
…
Истерические личности любят любовь. Они любят все, что может способствовать
повышению их самооценки – упоение, экстаз, страсть; любовь воспринимается ими
как вершина их переживаний. Если навязчивые личности рассматривают любовное
томление как насилие, то истерические личности относятся к дионисийской стороне
аполлонийской линии отношения к любви. Их влечет к безграничным любовным
переживаниям, однако не в форме самоотдачи, как бывает у депрессивных
личностей, а в плане распространения и расширения своего "Я", к апофеозу
своего "Я". Если депрессивные личности стремятся перейти границы собственного
"Я" для симбиотического слияния с другим, с партнером, и тем самым пытаются
трансцендентировать себя вовне, то истерические личности пытаются усилить
интенсивность своих переживаний, т. е. направляют любовные чувства вовнутрь,
для удовлетворения своего "Я". В связи с этим любовные взаимоотношения
истерических личностей характеризуются интенсивностью, страстностью и
требовательностью. Они ищут в любви, прежде всего, подтверждения своего "Я",
им нравится упоение и опьянение, которые им дает партнер, они ожидают в связи
с любовными отношениями кульминации своей жизни.
…
При установлении любовных отношений для них важна, прежде всего, сила желания.
Эти люди берут крепость штурмом, не затягивая осаду, по принципу
«veni-vidi-vici» – «пришел, увидел, победил». Они
легко вступают в контакт с противоположным полом; связь для них не бывает
скучной и тягостной. Они любят любовь больше, чем партнера, им нравится
знакомство с различными способами и образцами любви, так как они исполнены
любопытства и любовного голода. Им нравится блеск и роскошь, праздники и
торжества, они готовы праздновать по любому поводу, находясь при этом в центре
внимания с помощью своего обаяния, темперамента, непосредственности и
экстравагантной одежды. Они считают смертельным грехом, если партнер не нашел в
них любовные качества или не оценил их – такое они переносят с трудом и вряд ли
могут простить. Для них предпочтительнее ситуация «лучше б уж украли
коня», чем спокойная, без сантиментов жизнь. Скука для них смертельно
непереносима, они всегда скучают, оставаясь наедине сами с собой. Они яркие,
живые, изворотливые партнеры, спонтанные и непредсказуемые в своих чувственных
проявлениях, способные к интенсивной кратковременной любви.
…
Для истерических личностей важно упоение от силы своего воздействия на партнера,
от того, сколь глубоко влияют на него особенности их характера и сама их
сущность. Чем более выражены специфические особенности истерической личностной
структуры, тем более требовательными становятся манеры, тем ярче проявляется
требовательность в подтверждении собственной ценности. В таких случаях любовная
связь имеет доминирующую установку на постоянное подтверждение собственной
значимости, в связи с чем необходимо постоянное обновление любви, и
усиливается присущее истерическим личностям непостоянство. Потребность в
повышении самооценки при этом приводит к новым попыткам удивить окружающих,
создать необычную, праздничную атмосферу. Естественно, что старение вызывает
уменьшение привлекательности, носящей преимущественно внешний, поверхностный
характер, что, соответственно, приводит к возникновению возрастных кризов.
Истерики нуждаются в партнере, но не так, как депрессивные личности, которые
не могут жить, не вверяя себя ему; им необходимо зеркало, отражающее их
способность возбуждать любовь, для повышения собственной неустойчивой
самооценки.
…
Иногда они не имеют представления о развитии их собственной половой роли и
откликаются на любые сексуальные требования, поставив свою половую
идентификацию в различных ее вариантах в зависимость от ее оценки
партнером.
Из «Заключения»
«Читатель, быть может, будет разочарован, когда попытается узнать себя
самого в описанных четырех личностных структурах, не найдя в себе однозначной
принадлежности к тому или иному типу, но открыв в себе один из основных видов
страха. Мне представляется реалистичным говорить об основном страхе и о
личностной структуре, которая никогда не бывает представлена в чистом виде. …
Мы должны даже сказать, что мы тем больше жизнеспособны, чем больше в нас
представлены все четыре личностных типа или когда ни один из четырех импульсов в
нас не срабатывает в полной мере – это означает, что мы относительно
благополучно прошли через все фазы нашего детства, в которых проявляются
соответствующие побуждения и страхи.»
