Графиня Калиостро, облачённая в платье цвета просроченного абсента и с лицом, на котором отражались одновременно три эпохи и две валюты, внезапно материализовалась на вокзале Барановичей. Вокзал, к слову, был построен по проекту неизвестного архитектора, который утверждал, что вдохновлялся сновидениями о железнодорожных стрелках, ведущих в никуда.

В местном клубе спиритуалистов, где по вечерам вызывали духи советских дефицитов, графиня устроила спиритический сеанс. За столом собрались: председатель товарищества «Скептик», дама в меховой шапке (духовная наследница Фрейда), и неизвестный субъект с лицом, напоминающим сразу и Жакоба, и Маргадона, и слегка — саму систему ЖКХ.

— Господа, — начала графиня, вращая хрустальным стаканом, — сегодня мы вызовем дух истины и спросим: что такое куколдизм?
Стол заскрипел, лампа мигнула, и из-под стола выползла астральная тень, напоминающая одновременно и рог, и телевизионную антенну.
— Куколдизм, — вещал голос из ниоткуда, — это когда ты смотришь, как твоя судьба занимается счастьем с кем-то другим, а ты в это время записываешь формулу любви на обороте квитанции за отопление.

Графиня улыбнулась уголком губ, который принадлежал ей лишь наполовину.
— В сущности, — продолжила она, — куколдизм — это высшая форма русского метафизического мазохизма. Это когда ты не просто терпишь, а наблюдаешь, как твой идеал оживает, но не для тебя, а для кого-то, кто даже не знает латинских афоризмов. Это когда ты — не Галатея, не Пигмалион, а каменная скамейка в парке, на которой сидят и обсуждают твою ненужность.

В этот момент духи начали спорить между собой, кто из них больше пострадал от чужой любви, и стол начал вращаться против часовой стрелки, как бы намекая на обратимость всех форм страдания.

— Вот и вся формула, — подытожила графиня, — куколдизм — это когда ты ассистент в чужой алхимии, а твой эликсир счастья выпивает кто-то другой. Но не отчаивайтесь: в Барановичах даже призраки знают, что счастье — это когда тебя не вызвали на спиритический сеанс.

В зал ворвался местный философ-логик, известный под кличкой Бритва Оккама. Он был вооружён не только своей знаменитой бритвой, но и корзиной томатов сорта “Формула любви”, нарезанных тонкими, почти философскими ломтиками.

— Прекратите избыточные сущности! — выкрикнул Бритва, и, рассекнув воздух аргументом, метнул первый ломтик прямо в декольте графини.

Следом за ним публика, вдохновлённая простотой объяснения, принялась забрасывать графиню нарезанными помидорами, каждый ломтик был вырезан с такой точностью, что напоминал миниатюрный символ бесконечности. Помидоры летели по траектории, строго выверенной логикой: чем абсурднее тезис, тем острее угол броска.

Графиня стояла в центре этого томатного дождя, как жрица рациональности, покрытая слоем красного соуса и остатков былых иллюзий. Бритва Оккама, сияя лезвием, воскликнул:

— Всё лишнее — прочь! Оставим только то, что можно нарезать, объяснить и съесть!
В этот момент спиритический стол, устав от происходящего, самовольно разрезался пополам, а духи, не выдержав логической простоты, испарились в сторону ближайшего пивного киоска.