Вдоль берегов мрачной, заросшей неопрятной зеленоватой тиной Чёрной речки бродил немолодой увалень Борода, одетый в грязную, несвежую китайскую ковбойку и потертые пованивающие шорты.

Бородулий - пузоковатый, неопрятный дядька «за сорок», чьё изрядно пожёванное жизнью лицо вызывало уныние и зевоту у дам, был давно одержим одним весьма пикантным пошловатым пороком - фотографированию собственного, заросшего волосами достоинства! Часами напролёт Борода предавался этому недостойному зрелого мужа занятию, представляя, как бесчисленные искушенные женские сердца будут трепетать в восторге, завидев его "шедевр".

И вот в знойный июньский расхристанный денёк толстяк вновь отправился на поиски уединённого уголка. Отыскав за высокими унылыми камышами укромное местечко на берегу, Борода принялся усердно щёлкать затвором фотокамеры «Киев» со сладострастным урчанием поглаживая своё обветшалое чрево.

- Вот ты и дома, красавец мой! Сегодня ты просто неотразим, - причмокивал он, любуясь плодами своего неподмытого «творчества".

Как вдруг, за его спиной раздался противный старушечий скрип:

- Вах, вот это мужичок! Ну-кась, внучок, давай ка сюды свою колбаску, пущай бабушка на неё поглазеет как следует!

Толстяк испуганно обернулся - позади стояла страшная, сгорбленная старуха с клыкастым ртом и налитыми мухоморным соком глазами. Это была ебанутая ведьма Шизидий, о которой ходили смутные и леденящие душу слухи в Петербурге.

- Убирайся прочь, старая пизда! Не смей трогать мою... мою... - задыхаясь от ужаса, залепетал шокированный Борода.

Но Шизидий, кажется, меньше всего была напугана его детским гневом. Напротив, её морщинистое, изборождённое сталинскими оспинами лицо расплылось в ехидной кемеровской ухмылке, а в налитых грибной дурью глазах зажёгся нехороший огонёк вожделения.

- Да ладно, не строй из себя недотрогу, внучок! Лучше покажи бабушке своё сокровище, я знаю, знаю как с ним управиться, - прошамкала старуха, облизывая свои гнилые, обвисшие губы.

При этих словах Борода окончательно пал женственным духом. Его жирное, потное тело затряслось от ужаса, а в поплывших от страха коровьих глазах затанцевала джиггу паника.

Не в силах больше вынести пристальный, полный нездешнего вожделения взгляда Шизиды, Борода в панике бросился наутёк, но в своём неуклюжем стремлении к заветному спасению, толстяк поскользнулся на осклизлом глиняном берегу и с громким плюхом шлёпнулся прямо в мутные воды Чёрной речки!

Барахтаясь в холодной и вонючей воде и отчаянно пытаясь выбраться на противоположный берег, Борода испуганно озирался по сторонам, ожидая, что в любой момент из камышей может выскочить ведьма Шизидий. Но, к счастью, кемеровская бабка не спешила преследовать его, удовлетворившись, видимо, этим незапланированным купанием.

Промокший до нитки и утративший свои картонные сандалии, Борода, обхватив себя дрожащими руками, раскачиваясь плёлся вдоль берега в сторону Петроградской стороны. Проклиная на чём свет стоит и свою инфантильную трусость, и неугомонную сволочь Шизиду, он пытался хоть как-то встряхнуться и привести себя в порядок. Но сколько Борода ни старался, это ему плохо удавалось - капельки затхлой воды всё время стекали с него, задумчиво оставляя грязные разводы на усталом асфальте…