В покосившейся избушке на самом краю запыленной деревеньки жила бабка Шизида -
сгорбленная старуха с бородавчатым носом и единственным кривым зубом во рту. Её
спутанные седые волосы торчали во все стороны, словно лохматое птичье гнездо,
а мутные глаза постоянно слезились, будто старушка оплакивала весь окружающий
мир.
Компанию Шизиде составлял Гнидор - человек с петушиной головой. Его тощее тело,
покрытое редкими перьями, напоминало одинокое пугало, затерянное среди
пожухлых сорняков. На ногах красовались огромные когти, похожие на кривые
серпы, а из клюва торчали гнилые, желтые зубы. Гребень на макушке болтался,
как тряпка на ветру.
Каждое утро Гнидор пронзительно кукарекал, будя Шизиду. Старуха, недовольно
кряхтя, неохотно вставала со своего тряпичного лежбища на печи и плелась во
двор кормить своего странного питомца.
- Ну, чего разорался, окаянный? - ворчала она, зачерпывая горстку проса из
потрескавшейся глиняной плошки. - Проглотишь еще все зубы к чертям!
Гнидор жадно клевал корм из её морщинистых ладоней, иногда больно щипая пальцы
старухи своим костлявым клювом.
- Ах ты, обжора! - шипела Шизида, отдергивая руку. - Еще укусишь, я тебе
голову откушу!
Но человек-петух, кажется, совсем не обращал внимания на её угрозы. Он лишь
довольно причмокивал, громко хлюпая и разбрасывая зерна во все стороны.
Соседи сторонились этой странной парочки. Ходили слухи, что Шизида - ведьма, а
Гнидор - её проклятый сын. Но бабка и её необычный питомец не обращали ни
малейшего внимания на сплетни и пересуды деревенских.
За покосившимся унылым плетнем, заросшим вездесущим бурьяном, простирался
заброшенный кабачковый огород Шизиды. Дикая, всклокоченная трава наступала на
грядки, а колодец зиял дырявым срубом, заваленный гнилыми листьями и ветками.
Лишь кривая, почерневшая от времени яблоня нарушала эту картину упадка,
изредка роняя на землю свои морщинистые плоды.
Уединенная избушка Шизиды и Гнидора, затерянная среди этой увядающей сморщенной
природы, казалась последним оплотом забытого богом и людьми мира. Но здесь,
вдали от нескончаемой пыльной суеты, эта странная парочка дегенератов обрела
свой собственный, особенный покой.

