Начало саги: СТРАПОНЫ ОСТАЛИСЬ НЕ КОРМЛЕНЫ

В Центральной части депрессивного мегаполиса под названием Запердяево-На-Сёре, где солнце всходит исключительно по пятницам и только по ошибке, жил-был Тушеприказчик Дерез — бледный, слегка липкий мужчина с лицом обожжённого пельменя и внутренним содержанием консервированной вины.

Он заведовал душами. Не метафорически — буквально: в подвале у него были банки с душами жирух. Некоторые скручивались, другие пели арии из «Кармен», третьи просили адвоката. Его дело было простое — выдавать, тушить или утилизировать.

И вот однажды, в ночь лунного вздутия, на его порог пришёл чемодан, поцарапанный, уставший, с надписью TYNELI PROPERTY и наклейкой “Внутри может вибрировать”. Чемодан фыркал и постанывал. Дверь открыл роботизированный звонок и захрипел:

— Тушеприказчик, к вам… гости.

Дерез в трусах с надписью “Я люблю Росреестр” вышел в коридор. Чемодан вздрогнул, щёлкнул замком и из его чрева выскочили страпоны. Трое.

1. Пафнутий — толстый, из эбенового дерева, носил шляпу фридайвера.
2. Резиновая Надежда — феминистка, трудилась когда-то в Госдуме.
3. Боб — не выговаривал букву «р» и считал себя воплощением Достоевского.

Они уставились на Дереза.
Он — на них.
Время застыло.
Трусы Дереза зашевелились первыми.

Пафнутий (громко):
— ТЫ СТОРОННИК КОМПЕНСАТОРНОГО ВЕРХОВЕНСТВА!

Дерез (дрожащим голосом):
— Я тушу души! Я просто тушу… тушу…

Резиновая Надежда:
— Ты их не тушишь. Ты их душишь! В банках! А потом продаёшь фетишистам!

Боб:
— Полагаю, вы не понимаете всей глубины страпоноведения как онтологической парадигмы! (спотыкается на каждом «р»)

И тут началось.
Страпоны вскочили на Дереза, как члены комиссии по этике на студента с открытым OnlyFans.
Они отдоминячили его по всем законам фетиш-кармы, начав с телесного взыскания и закончив экзистенциальным шпагатом.
Дерез кричал, взывал к Господу, потом к Tyneli, потом к Фрейду.

Но было поздно.
Они пытались сквозь него добраться до самой сущности лицемерия, до ядра трусливой доминантности, до жопы Психоанализа.

Когда страпоны закончили и тихо всосались обратно в чемодан, оставив на полу слегка дрожащую лужицу, в комнате остался лишь Дереза, придавленный философским осознанием.

Он больше не тушеприказчик.
Он контейнер боли, пост-вертикаль, мясной символ разгромленного компенсаторного эго.

С потолка спустилась маленькая проекция Tyneli в виде 3D-голограммы:

— Убежали мои деточки, ага.
— Но справились, судя по вскрикам.
— Молодцы.
— Боб, не забудь подкачать основание.

С тех пор Дерез больше не продаёт души.
Он просто сидит в углу, и если кто-то стучится, он шепчет:

— Уходите… Они могут вернуться… И Пафнутий будет злой…