Они выстроились в очередь ещё с шести утра.

На площадке у павильона «Лох Вегас ЭкоПродукт» — сто сорок два человека, все в термосумках, с многоразовыми банками и карточками дегустаторов. У каждого свой балл: у кого-то 18 — «жлоб второго сорта», у кого-то 22 — «профи вкусовой рецензии». Один старик в очках с бисером и в шапке из овечьего навоза демонстрировал редкую медаль «Куратор копротренда».

— Сейчас она выйдет… — шептались в толпе.

И вышла.

Еля Лоховская, в переднике цвета говяжьего ануса, в руках — первая банка дня. На крышке — сургуч. На банке — этикетка с золотым тиснением:

«Substantia Prima. Крафтовое говно. Сорт: интроспективно-манифестный. Пробитие на третьем энергетическом витке.»

Она улыбнулась на инстаграм-публику, повела рукой, и толпа замерла в безмолвии, как стая, готовая к исповеди.

— Сегодняшняя партия — особенная, — объявила она. — Созрела в три фазы. Первая — страх. Вторая — сопротивление. Третья — принятие. Это говно не просто ферментировано. Оно… прожито.

Раздались вдохи. Кто-то перекрестился.

Подача шла строго по списку. Каждый подходил, опускал свою банку в лоток и получал дозу — примерно с полкулака. Кто-то глотал сразу, не жуя, кто-то втягивал аромат, кто-то причмокивал, закатывая глаза, как будто ловил последнюю ноту на винной дегустации.

— Землистый… с нотами отчаяния, — сказал один.

— Есть лёгкий привкус юношеской зависти, — добавил другой.

— Но слабее, чем зимняя партия. Тогда чувствовалась уверенность в провале, — заключил куратор копротренда, поперхнувшись.

А Зигмунд — пёс, некогда обучавшийся в юнгианской кинологии — лежал у тележки и смотрел всё это без всякого интереса. Он знал, какова истина: никакой сакральности. Просто говно. Только теперь его упаковали в слова, стекло и маркетинг.

— Лоховская… ну ты и дура, — подумал он. — Столько нормальных продуктов перевести, а говно как было говном, так и осталось.

Тем временем Матроскин, стоя в сторонке с планшетом, писал жалобу в Спортлото и оформлял документы на Фонд защиты классической психоаналитики имени пса Зигмунда.

— У нас, у настоящих, — бормотал он, — всё было честнее. Мы копались в дерьме души, а не закатывали его в баночки с лавандой.

Именно в этот момент на площадке появился Он — Бог Всех Денег, в зеркальных ботинках, с печенью трески вместо сердца.

Он смеялся.

— А ведь это я подсунул Еле этот агрегат — прибор для откачки денежной массы с лохопотентов. И она, дурында, всё всерьёз. Придумала линию продукции анальной чакры. Штампует баночки как патроны. А они жрут. Платят. Благодарят. Фото в сторис. «Эстетика боли и перистальтики». Эко. Крафт. Душа.

Толпа хором орала:

— Благодарим! Нам… ещё!

И получала. Очередную дозу. Очередную банку. Очередную «Норму».

А сверху завис дрон и транслировал всё в прямой эфир с надписями:

*живоедерьмо
*пищадуши
*локальноепробуждение
*елинормальныйформат

Зигмунд зевнул.
Матроскин закрыл планшет.
А Еля, не замечая ничего, готовила следующую партию.