У Инсулина травма была без соплей и соцработников: обычный двор, классическая подворотня, где пахло спиртом, мокрым картоном и безнадежностью. Ему было двенадцать, когда он впервые наткнулся на их «кампус». Шел с информатики, решил срезать — и попал на заседание трёх кураторов жизни без адреса и определенного места жительства.

— Ты кто по жизни? — спросил тот, что выглядел как завкафедрой по бутылочной экономике.
— Никто, — честно ответил он. И почему-то это их устроило.

Его не тронули. Наоборот — прочитали лекцию. Как из одной сигареты сделать три. Как добиться, чтобы должны все — начиная от соседа по коробке, заканчивая судьбой. И что богатство — это не вещи, а способность не платить самому.

По дороге домой у него щёлкнуло. Не бизнес проснулся — инстинкт. Понял: честный труд — это красиво только в учебниках. В тетради он записал первое правило: «Сделать так, чтобы платили другие. И не выглядеть, как эти трое».

Он вырос, вместо двора получил аудиторию — в сети. Вместо бутылки — клавиатура. И каждый раз, когда видел посты с призывами «спасти обездоленных», вспоминал тот костер на бетоне. Бомжи стали для него негативным иконописным образом: напоминанием, кем он не хочет стать.

А в каждом его колком посте, между строк, все равно жили они — три безымянных наставника, которые однажды объяснили ему главное: если тебя кто-то «имеет» — пусть это будет хотя бы процент.