бл, я не могу это не выложить))
загнал свой текст в нейросетку, попросил её перенести место действия в СССР 70-гг.
это отвал башки)

Темные воды Москвы-реки: Химический марафон
(Звучит "Алый закат" Виктора Цоя в исполнении ансамбля электромузыкальных инструментов)

После той ночи на "Москвиче-412", когда мы чудом не разбились, влетев в кювет на Ленинском проспекте, мы заперлись в хрущевке на месяц, занавесив окна одеялами. Тусклый голубой свет от телевизора "Рекорд", вечно настроенного на программу "Время", освещал стол, заваленный использованными шпр????и и окурками "Беломора", залитый кровью и спермой. Воздух в этом аквариуме для утопленников стоял густой, пропитанный махоркой, запахом дешевого одеколона "Шипр" и чем-то еще — сладковато-гнилостным, как запах испорченных ананасов из вьетнамского посылочного набора.

Мой немилостивый комсомолец, страшно исхудавший, с неестественным блеском в запавших глазах, с гноящейся уже от инфекции левой рукой (после неудачного опыта с самодельным эфе????ом), пристегивал меня к чугунной батарее наручниками из спецмагазина, туго, так, чтобы металл впивался в запястья. Моя кожа покрывалась синими прожилками, как мраморный узор на станции "Маяковская", а он стоял надо мной, держа в руках то ш??? с "кроко????м", то ремень с пряжкой "Слава КПСС", то свой член. Сперма его приобрела странный химический привкус и, кажется, начала вштыривать не хуже препаратов из нашего "аптечного набора юного химика".

Он прикладывал к моей шее оголенные провода от самодельного устройства, собранного из деталей радиоприемника "Спидола", и ток пробивал мое тело, вжимал в линолеум с цветочным узором, заставляя мышцы дергаться в конвульсиях. Я не кричал — после недели пыток голос сорвался в хрип, только шептал "хватит...", не надеясь, однако, что он остановится.

— Ты не имеешь права отключаться, — шептал он, наклоняясь так близко, что я видел, как его зрачки расширяются, поглощая весь свет, как черные дыры в передаче "Очевидное-невероятное".

Яркие марки "Л?Д" из лаборатории какого-то безумного аспиранта МГУ, слезы фармацевтического ада — эф????н в маленьких пузырьках из-под пенициллина, что-то еще, название чего я не могу (да и партия не одобрила бы) вспоминать.

Это был наш первый полноценный марафон. Тот самый, о котором он мне в начале наших отношений говорил: "Это путь в никуда, товарищ". Что ж, для химика-любителя это всегда вопрос времени — рано или поздно все слетают с катушек, начиная поглощать зелье как последние пайки в блокадном Ленинграде.

Мы проделывали дыры в наших венах и в социалистической реальности, день за днем, час за часом.

— Глотай! — охрипший голос моего автократора, как нож, разрезал воздух, заставляя меня, задремавшего в процессе, вздрагивать, ошалело оглядываться по сторонам (с таблетками цикло??ла во рту) и, конечно, судорожно выполнять приказ.

В какой-то момент я перестал понимать, где заканчиваюсь я и начинается он. Мы стали одним существом, сросшимся болью и химией, как Ленин и партия, двумя половинками разбитого серпа и молота, отражавшего только тьму коммунального подъезда.

В конце августа я весил 48 кг и видел демонов в углах комнаты — они были похожи на пионеров в галстуках, только с клыками и пустыми глазницами.

P.S. В сентябре соседка-активистка все-таки вызвала участкового. Но это уже совсем другая история.