@музыка Lana Del Rey — "The Blackest Day"

В?шаться в родительской квартире было, конечно, свинством.
Я помню эту ночь.
Выло за окном, и ветер стучал железом, а я лежал под бронзовой лампой, болезненно сжатый мечтой о возвращении к прежней жизни.
Я знал, что это конец. Но знать и принять — разные вещи.
Принятие во мне не вмещалось, я не ведал, чем бы мог утешиться. Прекрасные дали манили к себе всякого, кто хотел жить, да ведь я-то уже к ним не относился. И относился ли я к ним вообще? Ведь ничем иным, как медленным само??ийством и не была моя жизнь на протяжении всех последних лет.

И всё же я чувствовал себя более живым, чем когда-либо, во все дни, пока длилась наша с автократором связь. Моё состояние изуверски прекрасно подпитывал абстинентный синдром — я бросил н?ркотики, когда понял, что он бросил меня.

Я пов?с?лся на прибитом к стене спортивном турнике, перекинув через него шелковый пояс от старого халата.
Отец, случайно заглянувший в комнату, вытащил меня из п?тли, мама вызвала скорую…
Осознав, что сейчас меня принудительно увезут в психиатрическую лечебницу, отец мой стал предлагать бригаде скорой помощи деньги, чтобы они отложили звонок в п?лицию и дали мне уйти.

Мама накинула на меня пальто, вызвала такси, и мы уехали в Автово, к тётке, где я и прожил последующие три месяца под неусыпно бдительной охраной маминой сестры и её большой доброй собаки.