— Чтобы стать людоедом, нужно много учиться, — заметил лиловый шаман, обгладывая берцовую кость вождя из соседней деревни.
Испанец нахмурился, поглаживая свой нательный крестик. Перебирая пальцами золу, он пытался втолковать дикарю основы католицизма.

— Когда люди не грешили, они жили в красивом саду, где не надо было работать. Там не было людоедов, потому что кормили бесплатно.
Шаман кивнул.

— Ты говоришь про большую черепаху. В древности два человека, мужчина и женщина, плавали на большой черепахе. Потом боги, которых я не знаю по имени, велели ее съесть. После еды люди перевернули панцирь вверх, и оттуда выросли растения, которые нужно сеять и поливать. Правда, в соседней деревне рассказывают про это иначе.

Испанец не привык легко сдаваться: детство в монастыре, юность в Америке.
Только незначительная ссора с настоятелем церкви в Куско бросила талантливого монаха в людоедские миссионеры. За каждого новообращенного платили золотом, а проповедник очень хотел в старости обзавестись маленьким домиком в деревне.

— Неужели совесть тебе не подсказывает, что нехорошо есть людей?

— Так было всегда, с тех пор как убили первую черепаху. Мой дед ел людей, мой отец ел людей. Мой сын будет есть людей. Иногда мы плачем о том времени, когда плавали на панцыре: мы также лечим больных, отправляя их в море просить прощения у черепах. Но как можно добавить или убавить от пути богов?

— Мы, испанцы, не каннибалы.
— Значит, у вас другая цель в этом мире. Моя цель — съесть своего врага, твоя цель — ходить махать крестом по чужой деревне. У каждого своя цель.

Шаман высосал костный мозг и начал вырезать из бедра рыболовные крючки: он не любил, когда что-то пропадало из съеденного человека. Пожалев глупого европейца, он объяснил еще:

— Если бы не было войны, то не было бы и времени. Подумай по этому поводу. Ты говорил про вечную жизнь — такого не бывает. Жизнь всегда невечная. Она вызывает человека на бой. А покой — у дохлых черепах. И вот у этого свежесъеденного лоха из соседней деревни.

После этого дикарь успокоился. Он сделал для этого испанца все, что мог.

(Анарх)