Расслабленный, насытившийся эмоциями, испивший чашу полную ощущений, удовлетворённый, он подставляет лицо под мои руки: свое довольное, светящееся счастьем лицо - под мои холодные, изголодавшиеся, хищные руки.

Он, как древний дремлющий под снежной шапкой стратовулкан, как Ключевская сопка: подспудное кипение страстей, непрекращающаяся конвекция эмоций, жар, который греет, не обжигая - все это бурлит глубоко в нём, сдерживаемое стальной волей и покровом ледяного спокойствия.

Я знаю, как раздуть этот благословенный огонь из тлеющих глубоко внутри углей, как утопить все вокруг в жаре его инферно. Знаю также, какую жертву принести разгневанному богу, чтобы усмирить эту макабническую пляску языков пламени в его очах.

Его глаза закрыты, но веки подрагивают, легкий трепет ресниц и еле сдерживаемый утробный смех, рвущийся с плотно сжатых губ, выдает его с головой. Мурчащий кот, сëрфящий по волнам мыслей где-то на границе сознания. Постоянно начеку, готовый перейти в боевой режим за пару секунд.

Тянусь к нему жадно, горя желанием прикоснуться и...замираю в сантиметре от заветной цели. Я продлеваю этот миг, растягивая удовольствие, сдерживая порыв, так что желание начинает переливаться через край. Это мгновение самоконтроля восхитительное, тягучее, жаркое, остро-сладкое. Замереть на краю и позволить себе упасть...

Аккуратно и бережно, стараясь не расплескать избыток желания, касаюсь кончиками прохладных пальцев его теплой, поцелованной солнцем кожи, поглощая едва уловимые вибрации: дрожь и напряжение от разницы температур. Резко вверх, и ладони наполняются теплом до краев: на его лице расцветает довольная улыбка. Так и хочется стереть ее подушечкой большого пальца, раздавить и размазать спелость губ о ряды жемчужные зубов, надавить с усилием, так чтоб брызнула кровь, словно виноградину зрелую, сочную размять в руке. По щекам скребу когтищами, оставляя легкие следы, белëсые полосочки, зардевшиеся прямо на глазах. Вонзиться бы глубже, пройтись бороной, распахав все это подсвеченное изнутри счастьем благолепие, изуродовать красоту, стереть отпечаток благородства и спокойствия с бархата кожи, в клочья растрепать, уничтожить, сокрушить...

Склоняюсь к шее, дышу им вдохами жадными. Он позволяет мне, выжидает. Пока не одумался, прикусываю и все сильнее свожу челюсти. Напрягается, но терпит, пытается расслабиться, понять и принять усиливающуюся боль. Пока кусаю, впиваюсь ногтями в ременную мышцу на шее. Нехотя, с задержкой отпускаю его...нет не на совсем...еще не кончила, нет.

Столько ждала, так долго тянула.

На его лице печать безмятежности, оно такое близкое, в моих руках, а он беспредельно далекий, занырнувший в себя, погруженный в мысли и ощущения. Трогаю его, следуя за линиями, вычеркиваю пальцами контуры: брови, нос, овал лица, гордо вскинутый вверх подбородок.

Я сижу у него на коленях лицом к нему, обнимаю руками, льну всем телом, лиановым живым жгутом обвиваю, как ствол удивительного тропического дерева, проникая в него всем существом, проростая каждой клеточкой, становясь второй кожей.

Руки к волосам белым, как снег скалистых вершин, скребущих небо, перебираю, пропускаю сквозь пальцы чистейшие реки горные, сгребаю пригоршнями не тающие комья снежные, оттягиваю с усилием, мучаю, и терпению его нет границ. Он позволяет играться с ним, глядя снисходительно на мои попытки выразить извращённую любовь и преданность. Моя нежность жестокая, моя любовь эгоистичная, мои чувства - буря в его бокале, полностью находящаяся под контролем.

Обнимая его и впиваясь в шею, чувствую, как в нем растет и ширится тепло, клокоча где-то в утробе раскатами смеха. И вот он уже гладит меня, как приблудную кошку, прихватывает за загривок, а мне остаëтся только втянуть когти, сладко зевнуть и свернуться пушистым клубком у него на коленях. Здесь мой дом, мой приют. Здесь меня никогда не обидят.

*по вашим заветам...дышу весной, гадаю на лето