У пристани он, отказавши мне строго в разрешении внести свой пай на
расходы, сбегал куда то и принес целый куль съестного. Тут же на лодке, окунув
руки для гигиены в прорубь между арбузными корками, мы совершили самую вкусную
в моей жизни трапезу. Но еще слаще еды было любоваться на то, как ел
Сережа.
Великое дело то, что англичане называют: table manners -- не просто умение
держать вилку и глотать суп без музыкального аккомпанемента, а вообще "обряд
питания", ритуал сложный, особый для каждого рода пищи и для каждой
обстановки, свято утоптанный поколениями гастрономической традиции.
Что вилка? Немудрено, когда есть вилка, действовать так, чтобы и глядеть было
приятно. Тут не только вилки не было, но она и вообще была бы неуместна. Бублик
семитати: Сережа его не сломал, а разрезал его по экватору, на два кольца,
смазал оба разреза салом, соскреб с глянцевитой поверхности кунжутные семячки,
-- ровно, как опытный сеятель на ниве, рассыпал их по салу, опять сложил обе
половинки и только тогда, не ломая, впился в бублик зубами.
Тарань: Сережа взял ее за хвост и плашмя, раз десять, шлепнул о свой левый
каблук, объяснив мне: "шкура легче слазит".Действительно, его тарань дала себя
обнажить гораздо скорее и совершеннее, чем моя, хоть я над своею оперировал
при помощи его финки; и я все еще подрезывал прозрачные соленые пласты на
крепких иглах ее скелета, когда от его тарани давно только жирный след остался
у него на подбородке, на щеках и на кончике носа. Но высшей вершиной обряда был
кавун. Я стал было нарезать его ломтями; Сережа торопливо сказал: "для меня не
надо". Он взял целую четвертушку, подержал ее перед глазами, любуясь игрою
красок, -- и исчез.
Пропал с глаз долой: был Сережа и нет Сережи. Предо мною сидела гимназическая
форма с маской зеленого мрамора вместо головы. Зависть меня взяла: я со стороны
почувствовал, что он в эту минуту переживает. Хороший кавун пахнет тихой водой,
или наоборот, это безразлично; но утонуть, как он, в арбузе - все равно, что
заплыть пред вечером далеко в морское затишье, лечь на спину и забыть обо всем.
Идеал нирваны, ты и природа, и больше ничего. Зависть меня взяла: я схватил
вторую четвертушку и тоже распрощался
с землей."
Жаботинский З. " Пятеро"
