- …и в конце концов мне почти 45! - муж хотел сказать укоризненно - а получилось с самоненавистью. - Выбирай, либо мы не вылезаем из постели все выходные, но неделю я восстанавливаюсь, либо будет каждый день по полчаса, двадцать из тридцати минут минет.

А давно ли, подумала Лера. Давно ли, едва влетя за ворота, ты распахивал дверцу машины, рывком наклонял меня над сидением и, даже не сняв, отодвинув, стринги, трахал так, как хотел. На колени, за волосы в рот, выпустить, снова войти, стринги повисали где-то на мизинце левой ноги, и снова в рот - а потом приказать встать в пригласительную позу, выгнуться, предложить себя. "Если я услышу хоть ноту жалобы - мольба не засчитана - умоляй." И Лера умирала, когда слышала его властный голос, в котором не было страсти - но была необходимость насытиться принадлежащим по праву.

45! Рановато ты прибавил себе год.
Муж напряжено клацал мышью - пальцами, спиной, даже наморщенным лбом.

Два шага - между письменным столом и диваном. И одна неподвижная тень бывшей жены, которую Виктор хотел, разумеется, 24 на 7 — но он благородно этого никогда не подчеркнёт, не желая Леру, эгоистку и истеричку, огорчать.

Стараясь не дотронуться до локтя мужа, Лера забрала со стола пустые чашки с кофейной гущей и спустилась вниз на кухню. А там по совету мамы, которой не нужен диплом психиатра, чтобы знать о благотворном влиянии мытья полов на рецидив шизы, - стала оттирать половицы.

Заодно растяжка для спины. Ну и не видеть больше Иоланты.

Дверца дряхлого комода почти размозжила ей коленку.

Лера сунулась в сухую пыль как крот - небрежно швыряя за спину банки с краской, кучу кистей, заляпанные клеенки и салфетки, обрезки тканей, цельный кусок бетона…а, нет. Пухлую, очень тяжелую коробку.

На крышке коробки были нарисованы отвертки, громыхала она соответствующе, но Лерино ухо уловило странный, не звонко лязгающий, а глухой плотный звук. Звук и звук, какое ей дело - банки с краской, а?! А вот это вот, вот это, слов не хватает - альбом с восемнадцатилетней загорелой ее предшественницей, он же сам ей открыто сказал, сам, никто за язык не тянул: ни единого напоминания после развода не осталось, даже ниточки, все отдал! Вот зачем врать, а?!

Коробку Лера вскрыла на следующее утро и задумчиво, долго смотрела, не притрагиваясь, на содержимое, сравнивая кадры этого содержимого, щелкнутые каким-то чудом в последний момент не на айфон, на мыльницу, о которой муж не знал, -- с иллюстрациями гугла, местами даже яндекса.

Ей было холодно, в молодом жарком июне.