Если бы хоть что-то в этом мире было по-моему, наступила бы Вечная Осень- время молодых вин и зрелых решений. И я жила бы в ней, как дома, и благославляла бы все её капризы: и судороги хмурого утра, и багровый день в искорках исчезающей листвы, и умирающий вечер, стонущий собачьим лаем по запутанным улицам, и ночь, без права на ошибку...

Если бы хоть что-то в этом мире было по-моему, я бы осталась с тобой. Я бы осталась с тобой считать жёлтых кленовых цыплят, сидя у дотлевающего костра, прижавшись плечом к плечу. Илес, этот израненный стылыми ветрами зверь в изодранной шкуре, жалобно выл и трясся у наших ног. И мне хватило бы сил найти за дождями- Осень и закричать: "Я не могу без тебя!", - и броситься вниз головой в рябиновые всполохи, в пылающие закаты. А ты вытащил бы меня на руках, кожи моей не касаясь! Кожи...моей...не касаясь...

Но - зима. Вьюжит и знобит, и гонит за порог с немудрённым сиротским скарбом. "Амне без тебя ничего не нужно..." - "Я не могу остаться с тобой" - "Потому что Зима?" - "Потому что не могу разделить. Это то, что надо пережить самой, как чуму, как холеру... Прости меня!" - "Разве предательство можно простить?"

Что мы делаем? Остановиться немедленно, закрыть глаза, сосчитать до десяти... Что мы делаем? Зачем? В противостоянии близких не может быть победителей, как в ядерной войне. Прости меня! Это невозможно высказать, но ты обязан понять. Да, я знаю, никому и никогда не познать чужой боли, потому что... Потому что каждому суждена своя. Но я так сроднилась с тобою, что почти стала тобою и чувствую. Как же тебе!...

Город наступает на меня каменной лапой. "Хочу кататься на качелях!" Но качели замело снегом. И песочницу с грибком-мухомором, и железную проржавевшую горку, и кусты, и деревья, и пробежавшую мимо собаку с высунутым алым языком, и девочку на качелях...

Прислониться к холодной стене панельной девятиэтажки, поднять голову и забыть. Из каменного колодца звёзды видны даже днём - город наступает на меня каменной лапой.

Память - смешная игрушка. Глаза закрываю: как тёплым воскомзатапливает ощущение близости, сосуществования в этом мире. Ты здесь, со мной. Не со мной. Пусть где-то. Но всегда. Есть!

Память - смешная игрушка. Помню, Господи, помню; глаза закрываю - вижу: лежу затылком на тёплой его ладони. Лежу - покоюсь, упакованная в сладкую дремоту. Спать, спать... Но даже сквозь сон пронизывают искорки счастья, покалывают, ласково щекочут, как пузырьки шампанского в высоком узком бокале. От смеха зубки стучат о стекло, глазки щурятся лукаво. Ах, возьми меня на ручки, как маленького ребёночка, прижми меня к себе, защити от этого мира. Мне так страшно живётся, когда тебя нет. Не бросай меня - я одна пропаду.

Мы ходим по одной улице: след в след. Наши сердца бьются в унисон. Тёплый ветер коснулся моей щеки - это ты вспомнил обо мне...Миленький мой!...

О, не отпускай меня, любимый мой! В болезни и здравии, в печали и радости, пока... Пока меня держит на этой земле память о твоей ладони у меня под головой, пока отражаются в тёмом окне сияющие глаза мои, пока я привязана к тебе пуповиной памяти своей и покачиваюсь в твоей нежности, как в околоплодных водах...

Где же ты? Подумай во след мне что-то хорошее. А лучше, пока я здесь, дай мне руку, прикоснись прохладной ладонью к тёплым волосам моим. Где же ты?

...Мир сузился до размеров кухни в панельном доме. Холодно, Господи, как же холодно! Вмерзаю в колченогий табурет и становлюсь частью обстановки. Рядом в глиняной плошке из последних сил геранит тощий цветок. Ничего... Перезимуем...

Извечная зимняя морока - заморозки по ночам, иней на стёклах, бессонница. Пришёл "не ты".Долго томился в прихожей, начал было стаскивать куртку, но опамятствовался, засуетился, достал откуда-то из-за спины букет цветов(фокусник, блин, волшебник).

"Разве кто-то умер?" - спросила я.
" не ты" не понял и продолжал таскать мне унылые вонючие трупики на тонких стебельках. Больше сего меня пугали орхидеи: они уже продавались в собственных гробиках - бледных картонных коробочках выстланных фольгой.

"Не ты" оставался на ночь - маялся в полутёмной комнате, заставленной вазами, превращающими мой дом в мавзолей. А я замерзала на кухне: упиралась лбом в стекло и умирала. Ничего не менялось: белое небо, белая земля. белые деревья. От безысходности я разбила ладонью окно, и на землю упало несколько алых капель - хоть какое-то разнообразие. Правда, стало ещё холоднее...

Если бы хоть что-то в этом мире было по-моему, ты бы подошёл ко мнесзади и спросил:"Хочешь чаю?" . И мы бы пили горячий чай из разноцветных керамических чашек, а разбитое стекло затягивалось бы новой розовой кожицей...