(Под нахлынувшими сегодня воспоминаниями решил выложить главу с одним из описаний того давнего времени моей жизни).

Следователь, старший лейтенант милиции Неглинский в воскресенье, ровно в восемь часов утра, вместе со своим другом, капитаном Юрой Фёдоровым, опером розыска, и с другими офицерами и сержантами получил оружие, заступая на суточное дежурство. Неглинскому завидовали, потому что оно было для него последним перед отпуском. И никто из сослуживцев не знал, что для Харона это вообще последний день службы в милиции, потому что накануне он побывал на приёме у председателя квалификационной комиссии адвокатуры и подал заявление о допуске к экзамену на звание адвоката. Для того чтобы его допустили к этому экзамену, следователь по закону должен был уволиться из милиции и предоставить адвокатской комиссии свою трудовую книжку и служебную характеристику.

Харон был перспективным следователем, милицейская его карьера развивалась успешно, и поэтому он знал, что просто так рапорт об увольнении ему никто не подпишет. Чтобы подписали, а не послали куда-нибудь в длительную командировку, он решил схитрить, подать рапорт об увольнении в первый день отпуска.

Воскресное утро выдалось весьма хлопотным.
Около десяти с электрички патрульные сняли пьяного агрессивного гражданина, затеявшего в тамбуре драку с какими-то деревенскими парнями и к моменту задержания уже успевшему ловко поставить «фингалы» под левыми очами обоих своих противников. Бузотёр представлял собою крепкого, широкоплечего, коротко стриженного мужчину лет 50-ти, в стареньком дешёвом спортивном костюме тёмно-синего цвета. При нём находились только водительские права и пятнадцать гривен денег. Юра Фёдоров пытался поговорить с задержанным, но тот, яростно потрясая руками в наручниках, орал на всю дежурку, подкрепляя монолог матерщиной :

- Вы, менты, ещё пожалеете, что притащили меня сюда! Я вам покажу, как надевать наручники на генерала Звиздюнца из Генерального штаба!

- Закрывай его в клетку покуда, - сказал Юра дежурному, весёлому и добродушному майору Любомиру Попенко. – Генералы в электричках у нас не ездят. Допился, видимо, до военных фантазий.

Но всё-таки Юра позвонил в военную комендатуру, чтобы на всякий случай проверили данные личности хулигана.
А Харону тем временем досталось дело серьёзнее: кража пассажиром денег у проводника своего вагона. И проблема заключалась даже не в первоначальных следственных действиях – Харон их выполнил очень быстро /в транспортной милиции всё надо делать быстро, потому что от вокзала в любой момент можно ожидать сюрпризов в виде каких угодно происшествий/. Трудность образовалась в другом – проводник, у которого украли деньги, проигнорировал слова патрульных, задержавших вора, о том, что ему следует доложить начальнику поезда о случившемся и прибыть в линейный отдел для допроса, и уехал дальше со своим поездом на Луганск. А без допроса потерпевшего нельзя было возбуждать уголовное дело.

- Звони начальнику, - предложил Харон Любомиру по внутреннему телефону. – Нужно получить «добро» на передачу коллегам следующей узловой станции требования о снятии этого проводника с поезда и отправке его к нам.

- Сам звони, - ответил дежурный. – Раз тебе этот проводник нужен, так ты и звони.
- Ну да. – Сказал Харон. – Это логично.
Полковник Пономаренко был человеком настроения, и от него можно было вполне ожидать, что он, отдыхая дома в воскресный день и не разобравшись, как и что, прикажет Харону бросать всё и лично ехать в Луганск за этим окаянным проводником. Но на этот раз повезло. У начальника сегодня было хорошее, спокойное мировосприятие.

- Прошляпили потерпевшего ? – Переспросил он. – Я разберусь. Работай нормально, Серёжа, к вечеру этот проводник будет у тебя в кабинете.

- Слушаюсь, господин полковник, - ответил Харон и, завершая рутину, подписал постановление о задержании вора на трое суток.
Тем временем в дежурке продолжалась эпопея с драчуном из электрички. Военные около двух часов разбирались с личностью этого человека, а затем в отдел явился лично военный комендант вокзала, почтенный лысый майор в очках, и, горько вздыхая, сказал Любомиру:

- Он, сука, действительно генерал-майор Звиздюнец из Генерального штаба. Выпускайте его.
- С радостью, - сказал Любомир. – А то орёт без перерыва, дверцей обезьянника гремит, уши от него болят.
- Товарищ генерал-майор, разрешите представиться... – начал было комендант, вставший по стойке «смирно», доклад человеку в синем спортивном костюме. Но доклада не получилось, ибо бывший задержанный метко и сочно плюнул коменданту в очки.

- Долго ходишь, лысая скотина, - мрачно прокомментировал он ситуацию. – Лично с тебя погоны снимать буду.
- Интересно у них в армии, - Любомир достал из ящика стола чекушку и ловко разлил её содержимое в три пластиковых стаканчика. – За избавление от буйного генерала, ребята!

- А ты бы ещё, Любомирчик, маршала в клетку посадил, - сказал Харон, закусывая куском порезанного на всех вокзального гамбургера.
- Эх, а в комендатуре для Звиздюнца уже стол накрыли, не представляю, какой кухни народов мира, - мечтательно сказал Юра. – Хорошо всё-таки быть генералом. На каждой станции почёт и уважение, хлеб-соль. Только мы, ребята, менты поганые, жить мешаем заслуженным людям.

После обеда удивительным образом пришла очередь поработать и Любомиру. Не разобравшись со временем отправления поезда, следовавшего на западную границу, гражданка России, красивая валютная проститутка лет тридцати, немного выпившая, искала на перроне среди бродячих торговцев продуктами и напитками шампанское, и даже нашла и купила четыре бутылки. А вот её вещи и документы тем временем уехали вместе с поездом.

- Ребятушки, родненькие! – рыдала она в дежурке. – Выручайте! Меня на озере Балатон клиенты дожидаются, сутенёры. В кошельке долларов триста осталось, забирайте, помогите только!

- Офицеры денег не берут с красивых женщин, - гордо сказал Любомир, открывая ключом дверь комнаты отдыха дежурного. – Иди, милая, посиди пока здесь, а я позвоню в соседний ЛОМ, чтобы вещички твои забрали и сюда привезли, и билет тебе возьму на следующий поезд. А ты обожди, шампанское без меня не пей. Я скоро вернусь, девочка моя.

- Слушаюсь, товарищ майор! – Повеселевшим голосом ответила ему красавица.
Харон и Юра, чтобы не мешать хлопотам дежурного, вышли покурить на свежий воздух. На Привокзальной площади, как всегда, было людно, в этом царствии таксистов, оккупировавших скамейки пассажиров, и голубей, выпрашивающих хлебные крошки. Денёк был ясным и очень тёплым.

- Завидую тебе, братуха, - сказал Юра. – Завтра ты уже в отпуске будешь. А у меня отпуск в октябре, раньше не получится... К тебе эта девчонка, Таня, прийдёт вечером ?

- Ага, - сказал Харон.
- Верная, - заметил Юра. – В каждое твоё дежурство приходит. Любит, наверное.
- Пойдём, отметим мой отпуск, - предложил Харон. – Я по такому случаю бутылку «домашнего коньяка» принёс, из запасов покойного бати.

- Того самого, что на калгановом корне, который, несмотря на пятьдесят градусов крепости, легко пьётся ? – Спросил Юра. – Восхищаюсь я твоим батей. Рецепт хоть сохранил ?

- Сохранил, а что толку, - сказал Харон. – Делать-то всё-равно некогда.
Ровно в девять вечера пришла Малая, и Харон закрыл изнутри кабинет на ключ.
Они не сказали друг другу ни единого слова. Он сел на диван, а женщина, опустившись на колени, крепко прижалась к его ногам. Харон погладил любовницу по голове, нежно и долго, потому что ему, знавшему столько её боли и слёз, сейчас не хотелось, чтобы она плакала.

- Я всё равно придумаю, где мы будем встречаться, - тихо сказала она. – Ты знаешь, у меня много подруг, найдутся и квартиры свободные.

- Нет, девочка, - сказал Харон. – Мы своё отгуляли. Я стану адвокатом, а ты – примерной женой для своего бизнесмена, детей ему нарожаешь.

- Я знаю, что нельзя тебя просить, - сказала малая. – Но сегодня ведь последняя ночь у нас получается... Сделай мне больно.
- Ночь ещё впереди, - сказал Харон. – Но мне не нравится твоё, такое тухлое, настроение.
И Харон взял её за волосы и бросил поперёк разложенного раздолбанного дивана, лицом вниз. Привычным движением завернул за спину её руки и связал их кожаным ремешком от старой кобуры пистолета. И начал неторопливо сдавливать руками её плоть, в совершенстве зная места, где ей было особенно больно и одновременно – сладко. Приподняв её платье и обнажив симметричные половинки попы, Харон «разогрел» любовницу несколькими шлепками, каждый из которых отпечатывался красной пятернёй на её коже. А потом предельно растянул её ноги кусками бельевой верёвки, привязав их к ножкам дивана. И взял в руки страшный предмет для шлёпанья, принятый "на вооружение" совсем недавно: деревянную ракетку для пинг-понга с рельефным резиновым покрытием.

Харон не хотел сейчас бить Малую, но очень хотел, чтобы ей запомнилась последняя встреча. И ещё он знал, что она, мучаясь от жестоких шлепков, постепенно «разогреет» и его, передаст ему своё великое непостижимое ликование.

- Что же я буду делать потом, когда сильно захочется этого? – Риторически спросила малая, когда Харон развязал ей руки и ноги и, закурив, сел рядом.

- Если захочешь, думаю, найдёшь себе мучителя с местом для встреч, - сказал Харон, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Ну, а если уж совсем плохо прийдётся, тогда звони, что поделать. Давай, что ли, перед сном чаю попьём.

Харон включил электрочайник, сделанный ещё в СССР, в виде серебристого самовара, и подаренный на какой-то юбилей его матери. Однако чаёвничать им не пришлось, как и не сложилось побыть вдвоём в эту прощальную ночь.

На столе зазвонил зелёный внутренний телефон.
- Старший лейтенант Неглинский слушает, - привычно сказал Харон в телефонную трубку.
- Серый, - ответил Любомир очень серьёзным голосом. – Бери пистолет и спускайся в дежурку. Юрка уже здесь.
Харон даже не позволил малой обнять себя на прощание – было некогда. Да она и так всё поняла, когда он достал из сейфа своего «макара» и сунул его в кобуру на поясе милицейских брюк. И надел удобную серую пилотку вместо фуражки, великую роскошь для мента того времени, выигранную Хароном в карты у старшины отдела. Пилотка, конечно, была нарушением уставной формы. Но кто ночью в полевых условиях будет проверять форму у офицера милиции ?

А насчёт полевых условий сомнений не было – Харон научился разбираться в интонациях дежурных ЛОМа за три года работы следователем.

И поэтому Малая надевала своё платье уже в коридоре, пока он закрывал и опечатывал свой кабинет, умоляющим голосом повторяя ему :
- Пожалуйста, будь осторожнее!
... Через полчаса Харон и Юра находились в экзотическом месте, недоступном большинству граждан – в кабине машиниста локомотива.
Локомотив тянул за собой многие тяжело гружённые вагоны, и поэтому в том месте, куда следовали друзья, как объяснил машинист, остановить состав он не имел права: потом не хватит тяги тронуться с места. Он обещал, насколько получится, сбавить скорость, а Харон и Юра, как в плохом боевике, должны были прыгать в этот момент из локомотива на грешную землю.

- Падайте сразу, чтобы ноги не поломать, - сказал им рассудительный машинист. – И глядите, чтоб не попасть на кусты какие-нибудь или не на дерево – зашибётесь.

Необходимость этой ночной поездки заключалась в следующем. Любомир принял телефонный звонок от дежурной по станции Старожиловка, которая истерическим голосом сообщила, что по деревне, возле которой находится станция / забытый Богом полустанок, на самом деле, где только электрички и останавливались / – бродит пьяный мужик с ружьём, терроризируя местное население и угрожая перестрелять всех подряд. С территориальной милицией у дежурной по станции связи не было – поскольку городской телефон в деревне был только в сельСовете, запертом на ночь.

- Что будем делать, господа офицеры ? – Озабоченно спросил Любомир у Харона и Юры.
- А чего думать, людей надо спасать, - сказал Юра. – Командуй, чтобы таксиста нам нашли в эту деревню.
- Не поедут, - сказал Любомир. – Они недавно за такую «добровольную помощь» на нас коллективную жалобу написали. Пономаренко строго-настрого приказал, чтобы их не трогали. А свою «Волжану» я вам не дам, и так бензин почти на нуле. Сейчас позвоню начальнику станции, может, каким поездом вас подбросят...

Вид из кабины машиниста – невероятно красивый, кажется, что огни, звёзды и сам ночной ветер движутся тебе навстречу. Очень романтический вид.

- Приготовьтесь, ребята, - сказал машинист. – Метров через двести. И глядите на насыпь внимательно.
- Сразу расходимся метров на пятьдесят друг от друга, - сказал Юра. – И пукалку сразу с предохранителя снимай, братишка. Не поминай лихом, если чё.

- И ты не поминай лихом, - сказал Харон. Юра прыгнул в темноту. Прыгнул за ним и следователь.
Земля оказалась неожиданно мягкой и тёплой, не ранила, не ушибла. Харон поднялся на ноги, вынимая из кобуры пистолет и снимая его с предохранителя.

Позади него Юра тоже был на ногах.
Деревянная будка станции, со светящимся окном, была совсем рядом. И возле этой будки стояла женщина в синей железнодорожной форме, с фонарём в руках, та самая дежурная по станции.

- Чы нэ зашыблыся, хлопцы ? – Громко спросила она.
- Нет, всё нормально, - ответил Юра, первым подходя к ней. – Что тут у тебя творится, красавица ?
- Та вже ничого, - улыбаясь, ответила дежурная. – Мужыкы звъязалы бандюгу, и рушныцю забралы у нього. Идить, подывиться!
Друзья зашли в помещение станции и не смогли удержаться от смеха. Прямо на полу, полулёжа, полусидя, забондаженный по рукам и ногам какими-то вожжами и старыми бельевыми верёвками, да ещё привязанный вдобавок к ножкам массивного канцелярского стола дежурной, находился какой-то маленький тщедушный человек неопределённого возраста, и смотрел на милиционеров невероятно грустными глазами. От него исходил понятный запах самогона.

- А ружьё где ? – Спросил Харон.
- Та вось же воно, - дежурная извлекла из-под того же стола пневматическую винтовку, какие при Союзе использовались в каждом тире.

Вдоволь насмеявшись, друзья заменили рукотворный бондаж злодея на самые обычные наручники, а на шею ему повесили его же оружие, напугавшее ночную деревню Старожиловку.

- Ну вот, вылитый партизан Железняк, - охарактеризовал образ пьяницы с винтовкой на шее Юра.
- Никто тебя не посадит, друг мой, не бойся, - сказал Харон. – Оформим как мелкое хулиганство на территории станции.
И на ближайшей, уже первой утренней, электричке, друзья вместе с этим партизаном Железняком вернулись к родному вокзалу.
А у двери кабинета Харона ожидал проводник, у которого утром украли деньги. Этот человек замёрз от предрассветного холодка, поскольку пребывал в спортивных брюках и в майке. Харон напоил его в кабинете горячим чаем.

- Разве ж так по-человечески, - обиженно говорил проводник. – Зашли в купе пять человек, вынули меня, как морковку с грядки, вытащили из поезда, ничего не объясняя...

- А тебе ж говорили утром, чтобы по-хорошему пришёл сюда ? – Усмехнулся Харон. – Так бы уже дома был, к жене бы прижимался в постели. У Советской власти сила велика, вот так-то, дорогой мой.

Сменившись с дежурства, Харон отнёс в приёмную Пономаренко заранее написанный рапорт об увольнении в связи с переходом на адвокатскую работу.