Поминки проходили вяло. Небольшая столовка вместила в себя полусотню родственников и друзей покойного. На стеклянной двери повесили оборванный клочок бумажки с надписью "Санитарный день". Чтобы посторонние с улицы не лезли. Подняли по первой. Помянули. Выдохнули. Закусили. Ща, родственнички поднажрутся и станут вспоминать покойника. Много хороших слов скажут. Вспомнят, каким он был веселым. Сами развеселятся. А к ночи разбредутся по домам. И толстые жены будут поддерживать под руки пошатывающихся мужей. Которые в обязательном порядке будут исполнять "Ой, мороз-мороз...".

Заплаканная вдова в черном платочке принимала утешения. Каждый считал своим долгом подойти и произнести хуевую банальность в духе "Все там будем..." или "Ему там сейчас хорошо на небесах...".

Справедливости ради, надо сказать, что покойник вряд ли попал бы на небеса. Грешничек был еще тот. Я-то точно знаю. Потому как был он мне лучшим другом.

Их семья переехала в наш город из какого-то дальнего гарнизона на границе с Китаем. Мы подрались с ним в первый же день. Как сейчас помню: лето, пыльный дворик с вечно скрипящими качелями, и толпа мальчишек, кричащих "…бей его, Серега!!! Под дых ему...". Потом вместе мы смывали кровь, стоя у колонки. Он поднял лицо с рассеченной губой и улыбнулся. Я протянул ему руку.

Дальше много чего было. К нам прибился Мишка из соседнего двора и втроем мы могли дать отпор любой дворовой команде. В старших классах нас называли мушкетеры. Потому что мы всегда ходили втроем. Первая бутылка водки на троих. Первый мотоцикл, на котором мы катались по очереди. Первые заработанные деньги. Втроем разгрузить за ночь вагон цемента. Все у нас было общее. Я не буду петь дифирамбы крепкой мужской дружбе. Но тогда, в те времена, нам казалось что мир принадлежит нам троим. Что, падая в пропасть, достаточно протянуть руку - и тебя удержат руки твоих друзей.

Потом появились девушки. Делить их не получалось никак. Поэтому мы раз и навсегда пришли к молчаливому соглашению. Кто первый с девушкой познакомился - тому она и достается. Я предпочитал брюнеток, Миша - пухленьких, а мой покойный друг - умных. Он всегда говорил, что в перерывах, в постели с девушкой надо хоть о чем-нибудь поговорить. Потом была армия. Забирали нас вместе. На отходной я проломил голову какому-то уебку.

Потом мы разошлись на некоторое время. Разъехались по разным городам. Ездили друг к другу на свадьбы. Называли детей именами своих лучших друзей. И готовы были сорваться в любое время суток на помощь другу, если тот позовет. А потом мы все вернулись в наш город. И частенько выпивали по выходным.

Мне позвонили под утро. Его зарезали. Банально. Ночью. В собственном подъезде. Осталась молодая жена и двое детей.

Мы с Мишкой молча пили водку и тихо ненавидели родственников. Они его не знали так, как мы. Для них смерть нашего друга была лишь очередным поводом собраться и выпить на халяву. Скоты.

- В общем, так, Миш. Наташке надо помочь. Одна она с двумя детьми не справится. На этих мудаков, - я кивнул в сторону родственников - рассчитывать не приходится.

- Это само собой - глянь, как она убивается. Поможем чем сможем. Жены-то наши поймут. Они с Наташкой дружили. Не обеднеем.
- Ну и славно. Тогда давай так. По четным дням недели с ней спишь ты, а по нечетным - я.
- А в воскресенье?
- А в воскресенье, - взгляд упал на не до конца оборванное объявление - в воскресенье, Миш, санитарный день…