Мат с духовной точки зрения – это есть антимолитва. Через матерные слова
происходит поклонения «князю тьмы» и, как следствие, человек
отступает от Бога… Матерящийся притягивает силы зла и доверяется им…»
Епископ Митрофан (Баданин)
Много чего печального приключилось с нашей Родиной в прошедшем XX веке. Каких
только социальных и экономических экспериментов, равно как и духовных опытов,
не было поставлено над русским народом. Пагубные последствия этих испытаний
довлеют над нами и поныне, отравляя нашу жизнь.
Среди этого «наследия мрачных времен» оказалась и эта особо
прилипчивая – зараза, которая постепенно вошла в наш быт, в наши мозги и душу,
цинично претендуя на часть российской «культурной традиции».
Тяжелое, грязное слово мата почти победило российский народ. Грех языка, грех
похотливых, скабрезных слов, по сути, обрел в России статус нормы и уверенно
и нагло претендует на некий героический «символ» российской духовной
традиции. На этом нашем печальном заблуждении успешно спекулируют
националистические силы бывших республик СССР, умело разыгрывая, надо
признать, справедливое утверждение: «Жить с Россией – значит жить в
матерщине». «В России матом не ругаются – на нем
разговаривают» и т. п. И действительно, матерное слово отвоевывает себе
все новые территории, на которые еще совсем недавно вход ему был заказан. Еще в
60-е – 70-е годы XX века молодые люди никогда не допускали «крепких
выражений» в присутствии девушек, строго оберегая девичий слух от этой
грязи. Тогда еще срабатывал инстинкт сохранения рода, забота о здоровом
потомстве.
О том, кого родят девицы нынешнего времени, можно себе представить, если они
без стеснения стремятся перещеголять парней в умении материться. Будущая мама
запросто поливает словесной грязью своих еще не родившихся чад, а потом будет
удивляться, за что Господь наказывает ее скорбными обстоятельствами
незадавшейся жизни. И уж точно вряд ли такое поврежденное грехом чадо будет
утешением ей в старости. Что же такое, собственно, есть мат? Мат с духовной
точки зрения – это есть антимолитва. Через матерные слова происходит поклонения
«князю тьмы» и, как следствие, человек отступает от Бога. При этом
человек, конечно же, чувствует эту черную энергию, и она его возбуждает.
Матерящийся притягивает силы зла и доверяется им. Эта разрушительная энергия
обладает способностью вызывать в человеке привыкание, зависимость, наподобие
наркотической. Привычка к мату во многом носит характер зависимости от
наркотического вещества: человек уже не может жить без этой подпитки, но плата
за этот допинг непомерно велика – он лишает
себя помощи Божьей. Даже когда человек искренне стремится избавиться от этой
зависимости, он вынужден прибегать в своей речи к словам — заменителям типа
«блин» и т. п., точно так, как отвыкающие от наркотических средств
или от алкоголя взамен подчас пьют крепкий кофе или заваривают чифирь.
Древние корни мата
Русский матерный язык есть наследие языческих верований, как славянских, так и
индоевропейских. Во времена магических цивилизаций древности главной задачей
выживания в тех условиях являлось привлечение на свою сторону энергий темных сил
– падших ангелов или бесов, которых было принято уважительно называть
«богами». Этим мрачным тварям строились величественные храмы и
давались учтивые имена: Аполлон, Артемида, Перун, Велес, Осирис, Анубис,
Ваал… В общем, «легион имя мне, потому что нас много» (Мк.5, 9).
Каждый стремился ублажить этих «богов» жертвоприношениями и
заручиться их помощью в различных непростых жизненных ситуациях.
Наиболее мощной энергией всегда обладал базовый инстинкт человека – инстинкт
продолжения рода, и были соответствующие духи-помощники, контролировавшие эту
сферу человеческой жизни. Так называемые «фаллические культы»,
распространенные по всему древнему языческому миру, основывались на всемерном
привлечении помощи «богов» через сексуальные оргии (вакханалии),
храмовую проституцию, попрание стыда и целомудрия, плотскую вседозволенность и
воспевание греха блуда.
Этот механизм срабатывал безотказно, поскольку эти «боги-помощники»
подпитываются греховной энергией человека и, паразитируя на человеческих
страстях, превращаются в мощный генератор мирового зла.
Те словосочетания, которые сейчас сохранились под названием
«матерщина», использовались в этих обрядах и ритуалах как
магические заклинания, как проверенное средство привлечения «нечистых
духов». При этом надо подчеркнуть, что к этим силам обращались с
осторожностью и нечасто. Как уверяют исследователи тех культов древности,
«употреблять эти слова можно было лишь мужчинам и не чаще нескольких дней
в году, после чего они были под строжайшим запретом».
Одним из важнейших предназначений этих слов в магических обрядах славянских
народов было наведение порчи на врага, проклятие его рода. Недаром все эти
слова так или иначе связаны с детородными органами мужчин и женщин и процессом
воспроизводства. Так в анонимной болгарской хронике XIII–XV веков слово
«изматерили» означает вовсе не «обругали», но именно
«прокляли».
Нынешние любители крепких выражений выглядят наивными детьми, плохо
представляющими, чем, собственно, легкомысленно балуются и какие последствия
навлекают на себя и на окружающих.
Как известно, принятие христианства на Руси положило конец
«воспеванию» этой черной энергетики, этому служению силам тьмы.
Важнейшей духовной задачей стало преодоление в людях прежних языческих законов
нравственности, формирование христианской морали и введение табу на сакральную
сексуальную лексику. В средневековой русской религиозной литературе эти
«срамные» словосочетания справедливо называются
«еллинскими», поскольку в христианстве под словом
«еллины» подразумевались все народы, жившие в языческой духовной
традиции и поклонявшиеся идолам. При этом обряды этого поклонения во многом
включали сексуальную лексику. Известно, что в христианской Руси это
«кобелиное» непотребство образно и довольно точно именовали
«собачьей лаей», или «лаей матерной».
Надо признать, что, несмотря на открытое и искреннее принятие русским народом
Благовестия Христова, старые верования, по сути, в полной мере так и не были
изжиты никогда. Можно даже сказать, что произошло некое слияние,
приспособление старого, дохристианского, восприятия сакрального мира с новым
христианским учением.
В указах царя Алексея Михайловича 1648 года указывается на недопустимость
ритуального сквернословия в ходе свадебных обрядов, а именно «песен
бесовских и срамных слов матерных и всякой неподобной лаи». В
постановлениях Стоглавого собора и указах Ивана Грозного середины XVI века также
воспрещается вспоминать языческие обычаи и сходиться «в святочные и
купальские дни» на «бесчинный говор и на бесовские
песни».
Но, тем не менее, колдуны, ведуны, знахари продолжали поддерживать в народе
старую языческую духовность, и бытовая крестьянская магия полностью так и не
была искоренена. Потому нет ничего удивительного, что те сакральные слова
темных магических обрядов древности продолжали жить в памяти народа и временами
прорывались в народном говоре. Сейчас отдельные защитники матерного слова любят
ссылаться на берестяные грамоты древнего Новгорода XII–XIII веков, где была
замечена так называемая обсценная лексика (матерные слова). Но сразу заметим: из
тысячи с лишним берестяных грамот, найденных археологами, эти нечистые слова
упомянуты только лишь в четырех. Учитывая многотысячелетний опыт языческой
культуры на Руси, можно сказать, что это вполне объяснимо и совсем не много.
Если оценить по существу причины и поводы применения обсценной лексики в
берестяных грамотах, то, например, в первом случае – в грамоте из Новгорода №
330 зафиксирована коротенькая шутка-дразнилка, довольно глупая, где
«эффект непристойности помножен на эффект абсурда».
В грамоте из Старой Руссы № 35 после длинного серьезного текста в конце дописано
грубовато-шуточное приветствие брату – адресату послания.
В грамоте из Новгорода № 955 некая сваха Милуша употребляет слова из того самого
языческого заговора «на успех свадьбы» – «конкретное»
пожелание жениху с невестой, что вовсе не является матерным поношением, как
было с восторгом растиражировано многими СМИ.
В последней грамоте из Новгорода № 531, по сути, обсцененных слов вовсе нет.
Здесь изложена просьба некоей Анны вступиться за ее честь, поскольку ее
«назвали «курвою», а дочь ее б…». При этом надо
сказать, что в те времена это слово (производное от слова «блуд»)
не было запрещенным (оно встречается и в церковнославянских текстах). Это
нейтральное обозначение блудницы или проститутки. Публичное называние замужней
женщины этим словом, согласно русскому праву, было тяжелым оскорблением чести
и достоинства и влекло за собой серьезное наказание обидчика.
