Был холодный осенний день. Фиолетово-сизые тучи мрачно шествовали по небу, принося дождь. Маленькая одинокая фигурка в легком платье, испуганно взметавшемся при каждом порыве ветра, стояла у величественного памятника Сатрапу I, ждала. Прошло 10 мин, 15, начал накрапывать дождь, ее волосы намокли и повисли длинными серыми сосульками, осенний ветер, пробирающий до костей, покрыл тело лиловыми пупырышками. Дождь, будто радуясь возможности помучить случайную жертву, полил сильнее, платье облепило фигуру, открывая взору редких прохожих все изгибы, возвышенности и впадины изящного тела. Довольное содеянным, небо раскатисто громыхнуло, блеснула молния, и внезапно перед ней появился Он, Аццкий Аспиддин! Смерив дрожащую девушку пронзительным взглядом, он громогласно потребовал:

"На колени, рабыня!"
Испуганная, дрожащая от холода и страха, она опустилась на колени прямо в усыпанную грязной листвой лужу.
Аспиддин лениво зевнул, обнажив длинные клыки, вскользь глянул на мокрый, дрожащий комочек у своих ног и милостиво разрешил:
"Тебе холодно в мокром платье. Раздевайся! Я тебя согрею"
Рабыня, начала неловко стаскивать с себя мокрую тряпку, в которую превратилось ее платье. Тряпка не поддавалась, жалостно хлюпала складками и в немой мольбе липла к телу, непослушным пальцам. Наконец девушка совладала с одеждой и замерла, крупно дрожа под осенним дождем. Мокрые листья прилипли к ее рукам, спине, ягодицам. Аццкий Аспиддин встряхнулся, расправляя огромные перепончатые крылья, достал откуда-то длинную плеть и, обнажив клыки, в радостной улыбке оптимистично заявил:

"Сейчас согрею и почищу. Я же заботливый!"
Он взмахнул плетью и легко опустил ей на плечо, самым кончиком смахивая кленовый листочек. Солнышко неожиданно показалось из-за тучи, видимо, и ему стало любопытно. Взмахи рук, крыльев, плети превратилось в красивый и опасный танец. Хрупкая фигурка на земле тоже танцевала, извиваясь под черной плетью своего хозяина. Танцевала и пела тонким пронзительным голоском. А плеть все летала и летала, жаля ее тело. Она упала в мокрый ковер листьев, и они облепили ее тело снова, а Он смахивал их кончиком плети. Вместе с любопытным солнышком из укрытий стали выбираться не менее любопытные граждане. Кто-то, не разобравшись, негодовал и требовал вызвать гвардию упыряков, но, подойдя поближе, обо всем забыли, загипнотизированные действом этих двух, ставших в своем танце единым целым. Он в последний раз взмахнул плетью, вырвав из уст рабыни пронзительный визг, из ранки на плече брызнула кровь. Он опустился рядом со своей рабыней, нежно обнял ее крыльями и припал клыкастым ртом к свежей ранке, оставленной его плетью. Затем легко поднял хрупкую девичью фигурку, все так же бережно закрывая ее своими крыльями, растворился в сумраке ближайшего переулка.

Она очнулась в привычной полутьме знакомого подвала, на старом хозяйском плаще, что заменял ей постель. Стоящий на столе канделябр освещал строгий профиль Аспиддина. В его руке был бокал, наполненный рубиновой жидкостью. Ей так хотелось пить! Она потянулась к нему, тяжелая цепь тихо звякнула, привлекая внимание вампира.

- Очнулась? – ласково спросил Он
- Да, хозяин. Прошу Вас, можно мне попить? Меня мучает жажда.
Аспиддин задумчиво покрутил бокал, любуясь игрой цвета в свете свечи, загадочно улыбнулся:
- Знаешь, что в моем бокале? Твоя кровь, смешанная с моей. Хочешь быть бессмертной?
Надежда, радость, страх поочередно отразились в ее глазах. Стать бессмертной, как Он, всегда быть рядом, служить Ему…
- Хочу, хозяин! – с мольбой простонала рабыня.
Он встал, подошел к ней, присел рядом, медленно провел краем бокала по ее лицу, нежно погладил сухие губы… Ее жажда стала почти невыносимой.

-Прошу Вас, хозяин!
-Нет! – он резко встал и нарочито медленно, глоток за глотком выпил содержимое бокала. По ее щеке скатилась одинокая слеза.
Вампир небрежно бросил пустой бокал на пол и стремительно вышел. А она осталась смотреть на осколки своей мечты, поблескивающие в тусклом свете свечей, беспомощная, прикованная тяжелой цепью, рабыня.

Она не знала, сколько времени прошло. Свечи давно прогорели. Жажда и голод стали чем-то привычным. Цепь не давала пошевелиться, и она перестала чувствовать свое тело. Мучительное небытие, витание на грани реальности сменилось тягучей дремотой, сквозь которую ей вдруг почудилось тепло Его рук. Какой прекрасный сон! Тепло любимых рук, ощущение полета, уносящего к свету, ласковые волны которого согревали, лелеяли, успокаивали. Облака ароматов корицы и гвоздики, кружась над ней в призрачной пляске, пролились сладковато-терпким дождем, утоляя жажду, даря силы. Ей казалось, что она возвращается в свое тело после долгой отлучки, проскальзывая под собственную кожу множеством маленьких электрических разрядов, покалывающих отзывающиеся болью мышцы. Что-то теплое и влажное скользило по коже, умиряя одну боль и даря другую – боль неистового желания. Она приоткрыла глаза и сквозь ресницы увидела Его властный и нежный взгляд. Заботливые руки гладили, разминали мышцы, протирали мягкой губкой смоченной в приятно пахнущем жасмином бальзаме.

- Ты утолила мой голод, теперь я утолю твой, девочка, - прозвучал бархатный голос Аспиддина, его глаза улыбались.

Рядом с ложем, на которое он положил свою рабыню, стояло блюдо с фруктами, ломтиками мяса. Он брал по кусочку и нежно кормил ее с рук, одновременно ласкал бережно, ласково, дразняще, еле касаясь. Когда первый голод был утолен, а желание стало невыносимым, он лег рядом, распахнул широкие крылья, закрывая, защищая от всего мира, покрыл все ее тело легкими поцелуями. Сейчас она была Его королевой, самой желанной, самой любимой, такой же крылатой, как Он, возносимой в безграничные пространства небес силой любви.