Она плакала. Навзрыд и горько-прегорько, как плачут обиженные девочки, от
безумной несправедливости человека, которому доверялось все: от лоскутков
бумаги до всхлипов сердца.
-Ты не должна та.ак плакать
-Мне больно, очень больно, еще и сейчас, больно, и, что - то дергается
внутри и терзает меня, я сейчас умру
-Ты не можешь умереть. Ты знакома с этой болью так давно, что запах твоего пота
хохочет над памятью о той, что дала Мастеру кожу для его трудов
-Но ты сегодня зашел далеко, так далеко, что я не ощущаю того места, где мы
остановились в прошлый раз. Я ничего не чувствую, даже боли, я и есть
боль
-Ты же сама хотела, чтобы мы бродили где вздумается, и когда тебе не нравился
путь, мы всегда возвращались, стоило тебе только сказать
-Я не помню что, что я должна сказать, мой Вергилий, когда захочу остановить
вращение этих кругов ада и полчищ пыток
-Слово, конечно, слово было вначале, слово будет в конце
-Какое слово
-О Господи, ты забыла, что говорить когда хочешь остановить свист плети?
-Я не помню, я не знаю, кто Я, и не знаю слов
-Бедная, бедная раба страсти своей



