В пору моей ранней юности (да-да, еще более ранней) мне была присуща некоторая влюбчивость и неудержимое влечение ко всяческому творчеству. Нет, даже не в юности. Гораздо раньше. Но только тогда это начало носить осознанный характер.

Чувство было редкое, но сильное, и раз за разом проходило один и тот же алгоритм:
1 - Начиналось все обыкновенно со вполне невинной тяги и нежности. Даже не так, - с восхищения какими-то человеческими качествами, душевными характеристиками, поступками, "чистотой" и т.д. Это было первой стадией, которую вполне можно было бы сравнить с классической "ванильной" влюбленностью. Умилительному состоянию сопутствовал деятельный сбор информации о самом объекте - но без каких-либо попыток контакта, так как они на данном этапе мне отчего-то были не интересны.

2 - Вторая стадия начиналась с переработки информации в творчество. Итак, объекты моей привязанности становились не столько объектами, сколько музами, и в этот момент уже было сложно понять, что является большей ценностью - "Муза" или сам процесс и результаты создания, синтезирования чего-то нового.

3 - На третьей стадии в процессе синтезирования создавался новый объект, имеющий прототипом то, реальное нечто, но уже пребывающий полностью в моем распоряжении. Изначальный объект терял последние капли ценности, а, соответственно, мой к нему интерес испарялся.

4 - Новый объект проходил девять кругов своего индивидуально сконструированного ада, "умирал" и затем "возрождался", становясь неотъемлемой частью моего сознания.

Девять кругов индивидуально сконструированного ада для любимого человека, или скорее существа, постепенно открывали мне собственную садисткую сущность (или даже суЧность), и открытие это приятным не было. Они представляли собой процесс тщательнейшего изучения и нахождения у объекта самых мелких слабых мест, страхов и воспоминаний, а также - формирование способов контроля с помощью воздействия на них. И казалось бы - контроль есть, что еще надо?

Но. Чем сильнее страдал и мучился сей несчастный объект, тем сильнее и пыльче становилась тяга субъекта (автора) к нему. Именно на этой стадии влюбленность перетекала в любовь с приходящей вместе с контролем и волей к истязаниям - ответственностью. Ответственность (она же - обратная сторона любви) заставляла каждый раз доведенное до агонии существо приводить в чувства и постепенно, шаг за шагом, движение за движением - восстанавливать. Разрушение и восстановление становились циклами, цель которых, в конце концов, заключалась в нахождении грани, точки невозврата, и последующего балансирования на этой грани.

Я полагала наивно, что в отношениях с живыми людьми смогу этого избежать, и до какой-то поры не особенно беспокоилась. При поверхностных отношениях все шло как по маслу, но стоило раз всерьез привязаться к человеку (и привязать его накрепко к себе... не знаю, как это у меня выходит) - и события стали развиваться, опасно приближаясь к вышеописанному алгоритму, едино что без замены изначального объекта на новый, синтезированный собственноручно. На живых людях это сделать не так просто.

Было страшновато от сознания, что вся прелесть в том, чтобы опустить до самого дна, разрушить до основания, а затем старательно, идеалистически восстанавливать. Восстановить, насладиться кратким мигом беззаботной эйфории, и придумать новый способ довести до эмоционального предела. Главное в этом завораживающем действе - баланс на грани, когда "материал" еще в том состоянии, чтобы можно было использовать повторно.

Не каждая нервная система выдержит такое. Со своих наблюдений могу лишь сказать, что достаточно крепкую психику и степень доверия имеют сабмиссивные характеры.

Побочным эффектом этого действа в жизни оказалось собственное участие в непосредственном процессе эмоционального обмена, требующее невероятного количества трудов и сил, а также - не менее болезненных ощущений, нежели те, что вмещает в себя сабмиссив.

Человек, до такой степени открывшийся и терпеливо позволяющей засовывать руки по локоть в самое свое психическое нутро - уже является "моим". Проходя последующие стадии, он становится не просто "моим", но происходит постепенное сращение в единый, разделенный на две равноценные части организм.

На уровне творчества и сублимации это все остается в рамках безопасности и является лишь порождением мира, с действительностью никак не соприкасающегося. Я на днях посмотрела второй Silent Hill, там был чудный монстрик-паучок, собранный из манекенов. Когда ему в лапы попадался живой человек, то он сначала превращал его в манекен, а затем использовал "запчасти" для пополнения себя, любимого. Я очень смеялась, когда его увидела, так как в голову закралась мысль, что, будь у наших внутренних состояний материальное воплощение, я бы сама представляла собой нечто подобное - многоногое, многорукое, многоголовое и весьма деятельное. Разве что не такое мрачное, как в экранизации.

Цель, конечно, может оправдывать средства - тогда, когда сами средства являются целью. Но с живыми людьми все несколько иначе. С виду самые сильные психически характеры при первом же прощупывании оказываются достаточно хрупким материалом, к ним просто страшно подступиться, страшно что-нибудь безвозвратно поломать. В особенности, когда человек такого подхода не ожидает - от своего самого близкого уж точно. Сабмиссиву же, готовому меняться ради своего Дом-а, пережить такие метаморфозы гораздо легче. Пси-мазохисту, умеющему контролировать и ограничивать по времени свои Тематические эмоции, "отпускать" себя - еще легче, так как для него это является не чем-то перманентным и постоянным, но способом извлечения удовлетворяющих его действий/явлений/событий и т.д. Женщине пси-мазохисту или сабмиссиву - также легче, нежели мужчине. Как показывает мой (скромный, потому не утверждаю) опыт, у женщин психика более гибкая, да и более высокая психологическая выносливость.

В этом, может быть, своеобразный исток тотальной любви к самоконтролю.
Вот сейчас сижу и думаю - для чего я все это накатала? Какой-то невольный пси-садистский поток сознания получился.