- Ты смог бы это сделать? – спросила она меня, переводя дыхание после бега.

Мы шли через парк, дремавший в объятьях холода. Снега в Варшаве по-прежнему не было, и только ледяное дыхание воздуха обещало его неотвратимое появление.

Не сразу поняв, о чем она говорит, я ответил ей вопросительным взглядом.

- Сделать то, что сделала я – сказала она и завела за ухо выбившуюся прядь волос. Она смотрела на меня с пристальным интересом, и я снова узнавал в ней знакомые черты жестокости.

- Ну, думаю, я мог бы отшлепать тебя, если ты этого хочешь – я мягко поддел ее

Она застыла на месте

– Я говорю не об этом – ее голос задрожал от сдерживаемого гнева – Я говорю о боли, ты смог бы причинить мне ту же боль? Я хочу знать, смог бы ты быть со мной таким, Адам? – спросила она, и я поразился произошедшей в ней перемене.

Я на мгновение закрыл глаза и вспомнил то, что никогда больше не хотел вспоминать. Вспомнил удары ее кнута, вспомнил свой рвущийся из-под кляпа крик, вспомнил жестокость следующего утра, когда я с трудом стоял перед ней на коленях, а она хлестала меня по лицу. Вспомнил следующую ночь в своей квартире, когда меня трясло от жара, вспомнил свои попытки заглушить боль рваным беспамятством сна.

Вспомнил и ее холодность, и беспощадность этих уроков жестокости, причиняющих боль физическую и моральную. Подавляя злость сожаления от этих воспоминаний, я ответил единственное, что мог ответить ей в той ситуации.

- Нет.

Она смотрела на меня внимательно и молчала. Мне стало холодно то ли от ее странного взгляда, то ли от декабрьского ледяного воздуха. Я стоял напротив нее и в очередной раз поражался тому, какую гамму эмоций она способна была у меня вызывать. Я чувствовал одновременно ярость и сожаление, любовь и сострадание, и этот невероятный коктейль рвал меня на части.

- Я понимаю – спустя какое-то время она подошла ко мне и прижалась всем телом – Ты бы не смог.

И хотя я старался убедить себя в обратном, я знал что не ошибся.

В ее голосе я отчетливо слышал разочарование.