Я отвязал ее перед рассветом, так и не разрешив прикоснуться к себе, несмотря
на многочисленные просьбы. Я видел, как она страдает от этого запрета, но из
какого-то внутреннего упрямства не собирался его отменять. Я снова положил ее
спать на пол и сам моментально отключился от усталости.
Первое о чем я подумал на следующее утро, было обещанное ей наказание. Ее уроки
не прошли для меня даром, и я хотел было думать, что наказывал ее из
необходимости, однако это было бы далеко от истины. Постоянные уроки жестокости
и пережитые с ней события, невидимым образом изменили мою сущность,
трансформировали мое восприятие, и прислушиваясь к себе я понимал, что
наслаждаюсь своей властью над ней, наслаждаюсь ее покорностью, ее болью, ее
смущением, ее беспомощным гневом. И хотя мне по-прежнему хотелось сделать ее
счастливой, я смотрел на нее теперь ни как на отдельную от меня личность, ни
как на недосягаемую и волнующую женщину в которую я влюбился в самом начале
нашего знакомства. Нет, теперь я видел в ней свою собственность, безусловно
ценную, но при этом абсолютно бесправную, красивую, волнующую и не имеющую
никакого права голоса.
Мне нравился ее сильный характер, нравилось то, как она пытается играть со
мной, но чем глубже мы погружались в этот формат отношений, тем сильнее я
понимал, что от власти над ней я не смогу отказаться никогда. Все сильнее с
каждым днем меня злили ее попытки неподчинения, и только в одном виде она
радовала меня по-настоящему – игривая, но полностью, абсолютно покорная.
Когда ночью она танцевала передо мной обнаженная, подчиняясь отданному мной
приказу, когда она соблазняла меня, зная, что я могу овладеть ею в любой
момент и против ее желания, во мне просыпались дремлющие древние инстинкты
Зверя. Она невольно угадала, когда назвала меня животным, ведь в каком-то
смысле я становился им с ней рядом. За рамками социального договора и
общепринятых норм, обнажалась моя истинная сущность, и мой интеллект и
принципы проигрывали сражение с Тенью без какого-либо сопротивления.
Когда утром я откинул с нее одеяло, полностью открыв ее обнаженное тело, я
чувствовал возбуждение и то желание, в котором мне было признаться себе сложнее
всего. Я хотел наказать ее не из необходимости поддерживать статус-кво. Нет, я
хотел выпороть ее за вчерашнее непослушание, чтобы снова увидеть слезы боли на
ее глазах, снова услышать слова покорности, снова почувствовать ее страх и
полную капитуляцию.
Когда я провел ремнем по ее спящему телу, я совершенно четко понимал, что
получаю удовольствие от того, что делаю. Эти мысли пугали меня, но
остановиться я уже был не в силах.
- Доброе утро, моя хорошая – сказал я и она нежно потянулась, взглянув мне в
глаза с полуулыбкой. Я уже хорошо знал ее и видел, что это была улыбка
победителя. Ее радовала та небольшая победа, приведшая к нашему многократному
сексу, и от этого мне было вдвойне приятно делать с ней то, что я
собирался.
- Ляг на живот – сказал я ей, и она увидела сложенный вдвое ремень у меня в
руках.
В ее глазах промелькнуло непонимание и детская обида, и я почувствовал сильное
возбуждение.
- Сто пятьдесят, ты помнишь, моя хорошая? – спросил я ее, и она медленно
кивнула, не отводя взгляд от ремня
- Считать сегодня не нужно – сказал я, проведя рукой по ее спутанным после сна
волосам – Просто делай то, что я скажу и я обещаю, что буду пороть тебя в
полсилы.
Она хотела что-то ответить, но я остановил ее жестом.
- Всего одно правило - терпи все молча, без слов, и подчиняйся мне полностью.
Если я увижу, что ты слушаешься меня, обещаю, что тебе не будет «очень
больно» – я иронично улыбнулся, вспомнив ей слова, сказанные на утро после
моего посвящения.
- Плакать я тебе разрешаю, моя хорошая – сказал я, вставая на колени рядом с
ней – Но ничего не говори.
Она вздохнула и легла на живот на сложенное на полу одеяло.
- Вытяни руки перед собой – сказал я, забирая у нее подушку и она подчинилась
дрожа всем телом.
- Молодец – похвалил я ее, глядя на то, как она вытянулась у моих ног.
- Теперь – я погладил ее по спине – Приподними бедра и попу
Она резко повернулась ко мне, и я так сильно ударил ее ремнем, что она
вскрикнула.
- Смотри перед собой – сказал я жестко – Или я увеличу счет в два раза
Она всхлипнула от обиды и подчинилась.
- Я жду – повторил я свой приказ и она сжав пальцами одеяло, застонала от
знакомой мне злости.
Я снова сильно ударил ее – Хорошая моя, я теряю терпение
Она застонала еще громче, но подчинилась.
- Выше – скомандовал я, и она приподняла бедра еще выше, прогнувшись в
спине.
- Молодец, моя хорошая – сказал я, проводя ремнем по ее бедрам – А теперь
слушай меня. Я сейчас буду пороть тебя за вчерашние проступки, а твоя задача не
менять положение тела. Если тебе будет больно и ты опустишь бедра, у тебя будет
несколько секунд, чтобы вернуться в тоже положение. Если ты не сделаешь этого,
либо сделаешь слишком медленно, мы начнем все с начала – ты поняла?
Вопрос был риторическим и мы перешли к порке. Я ударял ее вполсилы, но удары
ложились на оставленные два дня назад следы и причиняли ей сильную боль. Она
стонала, ныла и пыталась избежать ударов ремня, но сделать этого не могла
из-за своего вынужденного положения.
Она вскрикивала от ударов и пыталась увернуться, когда слышала, как я
замахиваюсь, но после каждого удара неизменно возвращалась в это максимально
стыдное для нее, положение тела.
- Ты же будешь меня слушаться, моя хорошая? – говорил я, орудуя ремнем.
- Мне же не придется постоянно воспитывать твой гонор, да милая моя? – я
хлестал ее приподнятые ягодицы.
- Ты ведь не позволишь себе больше оскорблять меня, даже в шутку, да? –
спрашивал я ее мягко, слушая ее стоны и видя впивающиеся в одеяло пальцы.
Я знал, что она считает удары про себя, и когда мы дошли до ста пятидесяти,
она резко опустилась на пол.
- Я не разрешал тебе двигаться, моя хорошая – сказал я и снова нежно провел
ремнем по ее красному от ударов телу.
- Постой так немного – сказал я ей когда она вернулась в прежнее положение.
Когда я наконец разрешил ей опуститься на пол и взглянуть себе в глаза, я
увидел в них то, чего так жаждал - унижение, подчинение и смирение.
В ее глазах стояли слезы перенесенного наказания, и несмотря на всю мою любовь
к ней я знал, что был очень этим доволен.
