В эссе "Нагота" философ Джорджо Агамбен рассуждает о невозможности стабилизировать обнажение тела. В культуре никто не наг, но каждый либо одет, либо раздевается, либо одевается снова. И даже когда физическое состояние наготы достигнуто, его нельзя удержать, взгляд требует еще большего обнажения, истины или желания, которые скрыты за новыми покровами. Чтобы удержать это состояние, обнаженное тело требует аксессуара - туфли, волосы на лобке, ошейник.

У Агамбена собственные мотивы, он разбирает теологический контекст наготы, ссылается на Хельмута Ньютона и перформансы Ванессы Бикрофт. Попутно он задевает seances садомазохистов и намечает теорию власти-наготы. В простейшем смысле слова она сводится к требованию к подчиненным раздеваться в присутствии доминиюрущего. Впрочем, этим все не ограничивается.

Агамбен намечает еще как минимум одну линию, выстроенную в связи с невозможностью наготы как стабильной сущности. Он пишет о разновидности садомазохистстких журналов, в которой будущая жертва сначала изображается в своей естественной среде. Она элегантно одета, общается с подругами, идет по улице города. На следующем изображении девушка (любопытно, что Агамбен не видит в качестве "жертвы" юношу) обнажена, связана, ее принуждают принимать неудобные и болезненные позы, черты ее лица искажены, она превращена сведена к плоти, даже к "мясу", то есть в буквальном смысле инкорпорирована.

Проблема заключается в том, что разделавшись таким образом с жертвой в своем воображении, садист не получает желаемого эффекта. Ему не удается инкорпорировать, присвоить ту элегантную улыбающуюся девушку с первой картинки, подвергнув ее пыткам и обездвиживая по своему желанию, он не овладевает предметом своего желания. Агамбен пользуется здесь инструментарием Сартра: тело Другого сведено к плоти, лишено свободы, но сам Другой таким образом ускользнул от рук садиста.

У Сартра подобные соображения - это всего лишь одна из иллюстраций к его антропологии самообмана, навязчивая демонстрация разрыва между существованием как инструментом и существованием как свободой. Мазохистка Сартра - это подруга его знаменитого официанта, которому он настойчиво предписывает статус экзистенциалиста, наделенного абсолютной свободой, но раз за раз подносящего нам кофе и впадающего в самообман о том, что он всего лишь человек-функция, собственно официант.

У нас, вероятно, нет никаких специальных причин для того, чтобы верить Агамбену или Сартру, как в отношении официанта (об этом сказано много), так и в отношении мазохистки. Какой была бы интерпретация наготы не от безличного объективированного разума, но от субъекта, подвергнутого пытками и десубъективизации с его согласия? Почему мы принимаем наших нижних обнаженными?