Его словомет строчил со скоростью сто тысяч выстрелов в минуту.
Он думал, что каждая очередь его слово-выстрелов гениальна, уникальна и неповторима.
Но легкая непревзойденность фраз была всего лишь на самом деле обыкновенной трескотней сотрясавшего воздух детского оружия.
И когда снова раздавался этот треск, хотелось лишь одного - подойти, отобрать и разнести его детскую игрушку о что-то твердое, бетонное и внутри пустое.

Словомет другого стрелка был уже реальным орудием, орудием настоящим и сделанным мастером.
Он никогда не стрелял в холостую, его очереди могли быть длинными или короткими, но всегда стреляли по делу, стреляли так, как он считал нужным.

Его пули были тяжеловесны, пробивали любую защиту и всегда поражали цель.
Этот товарищ был мастером своего дела и его стрельба всегда вызывала неподдельное уважение наблюдающих за ней.

Существовало еще бесконечное множество стрелков.
У кого-то было даже несколько орудий, и они любили иногда пострелять из мужского маузера, а иногда и из дамского пистолета. Но стиль выстрелов всегда оставался один и тот же.

Кто-то любил и ухаживал за своим орудием, следил и чистил его, а кто-то, постреляв, забрасывал его ржаветь дальше.
Кто-то подбирал каждую пулю, тщательно проверяя, а кто-то нет, и тогда у него появлялись осечки.

Иногда на стрельбище были удачные дни, и можно было получить удовольствие от точности выстрелов и даже получить настоящее наслаждение, наблюдая за красотой полета пули.

А иногда на стрельбище стояла всего лишь обыкновенная трескотня от сотрясавших воздух детских пистолетов.