Всё началось в середине июня, когда я купила кинжал. Современная авторская работа, булат высокого качества, по форме — изящная и эффективная комбинация дирка (по рукояти и длине клинка) и камы (по ассиметричному долу и обоюдоострой заточке), на ножнах и рукояти насечка с цветочном узором. Очень женственная вещица.

Продавал его один парень из тренажёрки, ножевик и начинающий коллекционер холодного оружия. По доброй воле он кинжал никогда бы не продал, но срочно понадобились деньги, и парень решился расстаться с наименее ценной частью коллекции.

Строго говоря, кинжал мне был не нужен — я не коллекционер и не ножевик. Но когда смотрела фото, в голове постоянно крутились картинки того, как я рисую клинком по телу Артёма. Воздействие было бескровным, просто белые или светло-розовые следы, но возбуждало то, что клинок очень острый, и потому с моей стороны для такой игры требовались повышенные внимание и осторожность, а со стороны Нижнего — абсолютное доверие и подчинение.

Стоимость кинжала была высокой для моего кошелька, но я всё же выгребла заначку и купила. И только тогда вспомнила, что найфплей у Артёма в табу.

Кинжал пришлось положить на книжную полку. Без дела он не лежал, я рисовала им на свёрнутом в рулон газетном листе, на кожице персиков и помидоров, на шёлке, на пенопласте... Вскоре научилась полностью контролировать силу нажатия, кинжал стал продолжением моей руки. Артёма эти упражнения смущали, но он ничего не говорил.

Иногда подходил к кинжалу, прикасался к рукояти или ножнам, изредка отваживался вынуть клинок и попробовать его пальцем.
Артём безропотно сопровождал меня, когда я ходила в парк отрабатывать то, что показывал в тренажёрке ножевик.
Он прекрасно понимал, чего я хочу на самом деле, но боялся клинка, порезов, боли, своей крови.
Табу Нижнего неприкосновенны, а потому я тоже молчала.
Но сегодня Артём вдруг сам предложил найфплей и даже приготовил всё для предстоящего действа: спирт, перекись, вату, бинты, кинжал, наручи с поножами и короткие цепочки. При этом вид у Артёма был такой, как будто он ждёт жестокой расчленёнки с неизбежным летальным исходом.

Я оторопела.
— Тёма, ты же этого не хочешь!
— Этого хочешь ты. А мне важнее всего знать, что я выполняю все желания Владычицы. Если я чувствую, что чего-то недодаю, делаю для тебя не всё, это хуже, чем боль. Поэтому пусть будет найфплей. Этого табу больше нет.

Меня раздирают противоречивые желания — и найфплея хочется, и в то же время не хочу навредить Артёму, которому эта практика совсем не нужна.

— Найфплей будет без крови, — пытаюсь успокоить Артёма.
— Это неважно, — говорит он с видом героя-смертника. — Если тебя нужна кровь, пусть будет столько, сколько надо.
— Да не нужна мне кровь. Не люблю я её.
Артёма это не успокаивает. Зато помогает стоп-слово. Придумано оно давно, но не использовалось ещё ни разу, мы оба практически забыли о нём. Теперь самое время вспомнить.

Несколько раз заставляю Артёма его повторить. Когда убеждаюсь, что он стоп-слово как следует вспомнил, приказываю:
— Включи обогреватель, раздевайся и ложись на диван.
Когда Артём выполнил приказ, надеваю ему оковы, затем скрепляю правый наруч и правый понож короткой цепочкой. Артём бледный, дышит неровно. Проверяю пульс. Частит сильно, но в пределах нормы, — сессию можно продолжать. Сковываю Артёма с левой стороны. Он напуган, но признаков агрессии или паники пока нет.

Я волнуюсь не меньше, но стараюсь не показывать вида и отчаянно надеюсь, что у меня получается.
Беру спирт, несколько щепоток ваты и протираю грудь Артёма. Затем новой щепоткой протираю клинок.
Артём кусает губы, но молчит и сопротивляться не пытается. Сажусь рядом с ним и кладу кинжал ему на грудь. Артём вздрагивает. Смотрю на него и беру кинжал.

— Не бойся, — говорю Артёму. — Я не люблю кровь. Просто лежи спокойно и не дёргайся, чтобы я не порезала тебя случайно.
Осторожно провожу кончиком кинжала по груди, оставляя белый след. Действо мне очень нравится. Артём не дёргается, не пытается отстраниться, следовательно, всё в порядке, экшен можно продолжать.

Я рисую кинжалом завитушки, то слегка увеличивая, то ослабляя нажим, обвожу остриём соски, прикасаюсь к ним, щекочу краем лезвия. Артём смотрит сначала с напряжённостью, затем с удивлением, а вскоре взгляд у него начинает «плыть». Я останавливаюсь, проверяю пульс.

Артём заверяет меня, что всё хорошо.
Я на всякий случай снова протираю спиртом лезвие и продолжаю игру. Теперь я играю с кинжалом на животе Артёма и не дезинфицирую всю поверхность заранее, а следую клинком за ваткой, повторяя её путь. Обвожу пупок, кубики пресса — пока малозаметные, Артём качается всего месяцев восемь, но всё же фигура у него гораздо лучше, чем у его коллег.

Поднимаюсь к солнечному сплетению и едва успеваю отдёрнуть кинжал, когда Артём вдруг подаётся ему навстречу. Даю этому идиоту крепкую пощёчину.

— Ты что творишь?! — рычу на него.
Проникающего ранения брюшной полости он бы себе не сделал, но глубокий порез был бы несомненно.
— Прости, — умоляюще говорит Артём. — Я хотел, чтобы получился след на несколько дней.
— Ты чуть не получил след на всю жизнь, визит в травмпункт и разбирательство в полиции.
Я встаю с дивана, продолжать игру больше не хочется. Артём говорит торопливо:
— Я виноват, я всё испортил. Прошу тебя о наказании.
Даю Артёму вторую пощёчину и снимаю один наруч, от остальных пусть избавляется сам. Я протираю кинжал спиртом, затем вытираю специальным кусочком замши и убираю на полку.

Артём лежит неподвижно. Я опять начинаю заводиться:
— Тебе приглашение особое надо?
Он быстро снимает оковы и на коленях подползает ко мне, обнимает ноги, прижимается.
— Прости меня.
Я больше не сержусь на него, но в воспитательных целях стряхиваю его руки и ухожу в кресло, беру книгу.
Артём какое-то время неподвижен, затем подползает и опять прижимается к ногам. Я треплю это недоразумение по волосам.
— Оденься и выключи обогреватель.
Он целует мне руки, просит продолжить игру с кинжалом. Но я говорю «нет».
— Не люблю кровь и порезы. А ты на них нарываешься.
— Я совсем немного. Чтобы были следы.
Смотрю на него озадаченно. До сих пор следы были не то чтобы табу, но элементом крайне нежелательным. Артём понимал, что иногда сессия без следов невозможна, но всячески старался их избежать. Я спрашиваю:

— Зачем тебе вдруг понадобились следы?
— Это не вдруг. Мне давно нужно то, что будет делать меня твоим, когда мы не вместе. Следы — хорошее средство.
Я пытаюсь сообразить, когда именно появилось это «давно». Похоже, в то время, когда я впервые одела Артёму ошейник. И было это всего дважды и на короткий срок — на те часы, которые мы провели на полигонной и павильонной ролёвке.

Строго говоря, понятие «давно» к сроку в три недели не применимо, но для индивидуального восприятия и минута может быть вечностью.

Поскольку постоянного ошейника нет, Артём ищет ему альтернативу. И, боюсь, найдёт, причём отнюдь не безопасную.
Не люблю ошейник, для меня это слишком тесно связано с атрибутикой дешёвого БДСМ-порно. Ошейник можно было терпеть как часть ролевого костюма и образа, но сам по себе он вызывает у меня неприятие. Однако для Артёма ошейник необходим, без него он обязательно понаделает глупостей. Нужен какой-то компромисс, необходимо нечто, что способно сыграть полноценную роль ошейника, но при этом ошейником не будет.

И, кажется, я знаю, как решить эту проблему.
— Стой здесь, — приказываю Артёму.
А сама достаю коробку со старыми поясами, ремнями от сумочек, бляшками, пуговицами, брелками и прочей мелочёвкой, которая чрезвычайно полезна при изготовлении костюмов для ролок.

Нахожу коричневый ремень шириной в сантиметр, сплетенный из тонких кожаных полосок, и обрезок тёмно-бежевой тиснёной кожи. Беру это добро, зажимы, ножницы, нитку, напёрсток и иголку. Сажусь в кресло и примеряю на Артёме ремень как ожерелье длиной по ключицы. Ставлю на нужной длине ремешка зажимы, чтобы не расползлось плетение, отрезаю и зашиваю ремешок на шее Артёма. Затем убираю зажимы и прикрываю шов кусочком тиснёной кожи. Получилось вполне приличное мужское ожерелье, никакого намёка на БДСМ, Артём вполне сможет показаться в нём на люди (например, в спортзале или сауне), не вызывая подозрений. К тому же кожа, в отличие от серебряной или золотой цепочки, не накаляется в парной, и её не потребуют снять в рентгенкабинете. Такое украшение можно носить всегда и везде.

Резко притягиваю Артёма за ожерелье. Это больно, ремешок тонкий, но сейчас боль ему необходима. Говорю, глядя Артёму в глаза:
— Ты моё имущество. На тебе моя метка, и только я могу её снять.
— Не снимай! Умоляю...
— Только если ты будешь служить мне не просто хорошо, а очень хорошо.
Артём сияет совершенно счастливой, шальной и пьяной улыбкой.
— Я сделаю для тебя всё.
— Делай.
Я разжимаю пальцы. Артём приносит кинжал, затем спирт, перекись и вату.
Я обвожу кончиком клинка, не прикасаясь, брови Артёма, переносицу, спускаюсь к губам, обвожу их. Протираю спиртом клинок, шею Артёма и рисую на ней. Мне очень нравится эта игра.

Феноменальное, ни на что не похожее удовольствие.
Приказываю Артёму встать на четвереньки и рисую на спине, верхушках ягодиц. Несколько раз шлёпаю его по заднице и приказываю подняться. Опять продолжаю рисовать, но теперь на груди Артёма.

Наконец, чувствую себя насытившейся. Своеобразное ощущение.
Пальцем беру Артёма под подбородок, целую в губы.
— Одевайся и сделай мне кофе.
Он целует мне колени, подхватывает одежду, выключает обогреватель и исчезает в кухне. Судя по довольной физиономии, Артёму сессия понравилась не меньше.