Мои новые соотечественники — народ довольно интересный. В большинстве своём общительные и доброжелательные, они категорически не приемлют вопросов о частной жизни. Фотография семьи практически на каждом столе, но задать о семье вопрос крайне неприлично. Но зато и в вашу частную жизнь никто вмешиваться не будет. На самом деле не будет. Для окружающих это табу.

Друзья, разумеется, говорят о личном, но после довольно долгого ритуала взаимных принюхиваний и оглядываний, когда собеседники убедятся, что не вторгаются в чьё-то личное пространство и что визави действительно интересны личные дела партнёра по общению.

Но дружба не означает приглашения в гости. Можно годами дружить с человеком, тепло и уютно сидеть с ним по вечерам в баре, рассчитывать на его помощь в сложной ситуации, а дом его не увидеть даже издали, и с его семьёй быть знакомым лишь по мимолётным случайным встречам. При этом на семейный воскресный обед может быть приглашён малознакомый бизнес-партнёр, которому приглашающая сторона хочет показать его значимость для себя и предстоящего контракта.

Есть ещё много интересных нюансов, но о них расскажу как-нибудь в другой раз. Сейчас главное в том, что быть приглашённым к кому-то в гости — это всегда очень важное событие.

Мои отношения с Эрвином можно с уверенностью назвать дружбой. С его мужем Мартином я знакома шапочно. Точно так же Эрвин едва знаком с Артёмом, а Мартин и Артём были только представлены друг другу, и на этом общение закончилось.

И вдруг Эрвин спрашивает, могу ли я с Артёмом на следующей неделе в субботу, во столько-то придти к нему с Мартином в гости.
По здешним понятиям это приравнивается к межгосударственному договору об открытии границ. Разумеется, я согласилась придти.
И само собой, Артём заартачился: «Я не знаю языка, я не знаю твоих друзей, что я там буду делать и т.д.».
Но эта проблема решилась приказным порядком — делай, раб, что сказано.
На том дискуссия и прекратилась.
В назначенное время приходим к Геллерам. Приветствие, предложение выпить пива и прочие реверансы. Артём заметно напряжён, он впервые общается с кем-то из аборигенов, не прячась за компьютер или корзинку с покупками. Эрвин и Мартин напряжёны и взволнованы не меньше Артёма, для них это своего рода экзамен — как будет воспринят их дом и быт. Я, чтобы хоть как-то разрядить ситуацию, трещу как сорока то об успехах Артёма в изучении языка, то о новом сериале, который, по словам Эрвина, нравится Мартину.

Постепенно мужчины расслабляются и начинают общаться так же свободно и непринуждённо, как если бы сидели в баре. А осмелевший Мартин даже приглашает нас посмотреть свою коллекцию. Судя по всему, для него это очень важное и достаточно интимное увлечение, которое кому попало не открывают.

Для коллекции в квартире выделена специальная комната, настолько она обширна.
Едва мы переступили порог, как Артём в буквальном смысле оцепенел от восторга. Такого детского восхищения я не видела у него ещё никогда.

Коллекция посвящена Африке.
Никогда не подозревала, что Артём интересуется Африкой. Думаю, что он и сам этого не знал. Мартин из-за восторга Артёма почувствовал себя польщённым, принялся взахлёб рассказывать о коллекции. Я перевожу слишком сложные для Артёма фразы и судорожно пытаюсь вспомнить что-то полезное о культуре народов Африки из университетского курса. Вспоминается очень мало, Африка меня никогда не интересовала, учила я её только чтобы экзамен сдать, но парочку умных реплик вставить всё же получилось.

Впрочем, Мартин и Артём очень быстро начали говорить сами на ломаном английском и так увлеклись, что позабыли о нас с Эрвином.
В теории мне надо на это обидеться, но я обрадовалась. Артём нашёл приятеля и увлекательную тему для разговора, и это означает, что у него будет желанная, а не вынужденная причина учить язык.

Я увожу Эрвина в гостиную, чтобы не мешать африканистам предаваться милому их сердцу разговору. Да и мне интереснее поболтать с Эрвином о своих делах, чем слушать речи об Африке.

— Как хорошо, что они нашли общий язык! — обрадовался Эрвин. — Мартин — лучший человек в мире, но все эти его маски и амулеты мне неинтересны абсолютно. Я делаю вид, что слушаю, он обижается, что я равнодушен.

— А разве Мартин не ходит в клуб африканской культуры? — удивилась я.
Клубы для аборигенов — это образ жизни, здесь клубов едва ли не больше, чем жителей, потому что почти каждый житель состоит в нескольких клубах. Просто так болтать о чём-то интересном или заниматься хобби они не могут. Им непременно нужен для этого клуб.

Эрвин поясняет со вздохом:
— У Мартина нет времени ходить в клуб. Очень много работы. И клуб далеко от дома. А общаться по телефону или в интернете Мартин не любит. Но вы живёте рядом, и если Мартин сможет по субботам говорить с Артёмом, нам с тобой будет гораздо легче жить.

— Я не против, пусть общаются. Путь даже делают районный клуб африканистов.
— Это было бы замечательно! Твой Артём сможет это организовать?
Вот это ещё одно аборигенское: регламент на всё и везде, организованность и порядок. К ней бы ещё инициативности. Но, надо отдать должное, поддержать логично и по-деловому изложенную инициативу они готовы всегда.

Однако это не означает, что инициатором обязан быть Артём. Поэтому я говорю:
— Понятия не имею, захочет ли Артём создавать клуб, но с Мартином они африканиться могут каждую субботу в своё полное удовольствие.

— О да. И Мартин не будет мучить мои уши. Слушать о том, как он обсуждал свои этно-штучки с Артёмом, мне будет даже приятно. В отличие от рассказов непосредственно об этно-штучках.

Дальше мы с Эрвином говорим о делах нашего клуба (да, я уже член одного клуба, и подозреваю, что вступлю ещё в парочку, здесь без этого никак).

Через полчаса возвращаются наши африканисты. Мартин смущён нарушением правил гостеприимства, а Артём напуган — он оставил без внимания Владычицу.

Я охотно пользуюсь случаем немного его помучить, и принимаю бесстрастный холодный вид. Мартин чувствует что-то неладное и начинает извиняться и оправдываться. Я вежливо отвечаю, что всё в порядке, и завершаю визит.

Экзамен на права и покупка машины мне только ещё предстоят, поэтому ездим на общественном транспорте. По дороге к остановке и к дому Артём молчит, а в квартире помогает мне раздеться, затем опускается на колени, склоняет голову.

— Умоляю о наказании за своё невнимание к Владычице.
Я пальцем приподнимаю его голову за подбородок.
— Назови цель визита к Геллерам.
Артём растерян, но соображает всё равно быстро:
— Мы должны найти здесь побольше друзей?
— Ты подружился с Мартином?
— Я не знаю. Думаю, мы нашли общий язык.
— Ты выполнил этот приказ, — говорю я. — Догадываешься, какой будет следующий?
— Упрочить отношения с Мартином?
Я шлёпаю его по губам. Не больно, но достаточно, чтобы напугать.
— Думай, прежде чем говорить. Мартин — это выполненный приказ. Я спрашивала тебя о следующем.
Артём судорожно ищет решение.
— Я должен наладить хорошие отношения с людьми в его клубе?
Я поглаживаю его по щеке кончиками пальцев.
— Можешь соображать, когда постараешься. Что ещё ты должен сделать кроме этого?
— Я не знаю. Накажи меня за такую глупость.
Я беру Артёма за шиворот и тащу в гостиную. Он быстро перебирает коленями, чтобы успеть за мной.
Я толкаю его на пол, Артём послушно утыкается лицом в ковёр.
— Ты должен позаботиться о том, чтобы твои увлечения не шли в ущерб мне и прочности твоего положения здесь. В клубе ты можешь проводить только один вечер в неделю, а тратить на своё африканское хобби не больше десяти процентов своего чистого заработка. Иначе говоря, того, что у тебя остаётся после налогов, твоей части квартплаты и взноса на продукты.

Артём подползает ко мне и целует щиколотку. Он никак не ждал, что приказом окажется то, что ему хочется сделать.
Я отпихиваю его в сторону.
— Право целовать мне ноги надо заслужить.
— Что я должен сделать?
— Думай. А чтобы твоя думалка заработала быстрее, получишь стимуляцию со стороны противоположных полушарий. Раздевайся.
Артём напуган, но раздевается молча, без просьб о пощаде, и быстро. Когда на нём остаётся только пояс верности, я приказываю Артёму лечь животом на диван, а затем сажусь верхом и шлёпаю его ладонью по ягодице.

Артём довольно охает. Он не мазохист, почти все СМ-практики для него могут быть только наказанием, но порка ладонью — исключение. Это желанный экшен.

Поэтому вполне может стать наградой за сегодняшние достижения. А поза для порки, которую мы никогда ещё не использовали — до сих пор Артём только лежал животом у меня на коленях, только добавляет ощущениям остроты и глубины.

Когда упругая поджарая попка становится красного цвета, я прекращаю порку и встаю с Артёма.
— Приготовь мне ванну. Если сделаешь всё как надо, то сможешь целовать мне ноги.
После порки у Артёма блестят глаза, он возбуждён, а слова о предстоящем фут-сеансе усиливают желание. Но пояс верности не даёт ему проявиться. Когда вспыхнуть Артёмовой страсти, решаю я. И он рад этому.

— Ты позволишь мне одеться? — спрашивает Артём.
В комнате прохладно для обнажённого человека, поэтому я разрешаю, и Артём уходит готовить ванну и всё, что ей должно сопутствовать.

У нас будет приятный вечер.