Цепь для двоих.

У цепи всегда два конца и так ли уж важно, кто чем и как удерживает свой, если обоим она дает равновесие в переменчивом мире относительности. Иногда оба конца замыкаются и тогда получается цепочка, аналог бесконечности. Иногда только ее блеск на шее способен помочь найти родное лицо среди бесконечного мельтишения масок.

Знакомый сухой щелчок. Он мечтательно прикрыл веки и снова увидел блеск серебра и Ее манящие раскосые глаза...
Они встретились на закате, случайно столкнувшись у дверей привокзальной гостиницы, он - только выпущенный из училища обаятельный лейтенант и Она, командированная с Дальнего Востока свежеиспеченная учительница литературы. Юноша галантно пропустил девушку вперед, Она благодарно обернулась и он мгновенно утонул в чарующей темноте Ее миндалевидных глаз...

Настя Ли, начинающий филолог, студенческое прозвище - Венера, - лукаво улыбнулась Богиня, и лейтенант только сейчас заметил изрядно потертую книгу в ее руках, какой-то иностранный роман. Скульптура античной женщины, сверху роскошные меха, как необычно, подумал он, - жаль, что я совершенно не понимаю немецкий.

- Лейтенант Медведев, следую к месту службы в Минск..
- В Минск, какое совпадение, я ведь завтра выезжаю туда же!
- Вот было бы здорово поехать в поезде в полупустом вагоне вдвоем, испить до дна и никуда не спешить, всегда мечтала о таком, - сказала Она наутро, пока он помогал ей обуваться, - будет что вспомнить потом!

А потом был поезд, странное чудесное стечение обстоятельств: всего вдвоем в купе, несколько долгих жарких летних дней...
Она была странной: любила намотать свою серебрянную цепочку ему на шею, смотреть на него сверху вниз и совершенно не терпела возражений

Сон это был или явь, вечность или миг - сам он никогда потом не мог дать уверенного ответа.
Прощаясь в Минске на привокзальной площади, Она сама надела ему на шею свою любимую цепочку.
- Фотографию мою ты вымолил сам, что же, молодец, заслужил. Но заслужил и кое-что еще. Вот, пусть это цепь соединит сильную мужскую шею и слабые девичьи руки. Носи и не снимай, пока я не разрешу, хоть всю жизнь, а скоро снова встретимся, наверное в выходной, в воскресенье.

- Слушаюсь, товарищ Генерал! - вытянулся он по стойке смирно и щелкнул каблуками.
Она обожгла его властным пламенем своих гипнотизирующих глаз, в уголках которых промелькнуло благодарное уважение:
- До скорой встречи, мой лейтенант, тебя еще столько интересного ждет впереди!
А впереди...
Впереди его ждали долгие дороги войны, четыре года смертельных верст и не сбывшихся Надежд. Он выучился ждать и искал Ее всю жизнь, но ему так и не суждено было прочитать недавно изданные у нас мемуары немецкого аса, походя похваставшегося в середине шестой главы успешным расстрелом с бреющего полета осенью сорок третьего одинокой штабной машины в шестнадцати километрах северо-западнее Смоленска. Переводчица разветотдела штаба Западного фронта, младший лейтенант Ли...

Потом в его долгой жизни было еще много трудных дорог, побед и потерь, на память о которых остался ему кулон, украшение, которое он пообещал себе надеть на цепочку в тот день, когда сможет полюбить другую. И еще он все-таки выучил немецкий, вот только совсем разучился улыбаться.

Они всегда приходят на закате, таков расхожий штамп, не имеющий ничего общего с реальной действительностью. Нет, им не было необходимости прятаться во мраке ночи: уверенным, нагловатым, сильным. Его не маленькая квартира скоро сменит хозяина, это даже не подлежало долгому обсуждению. Ну что же, он прожил долгую одинокую жизнь и было давно поздно что-либо менять.

Звонок в дверь не застал его врасплох, наверное, он даже ждал его, с того самого момента, как прочитал имя нового владельца.
- Что-то не наблюдаю, чтобы ты собрал свои манатки, старик? Впрочем, дело твое, баран. Сейчас подпишешь бумаги и чтобы мы больше тебя тут не видели! - вот и все в сборе: трое злобно скалящихся мордоворотов, карманный прилизанный нотариус и парочка лощеных риэлторов образца середины девяностых.

Нет, не все..., снова затрещал звонок и в дверях появилась она, новая хозяйка, навсегда отрезав путь назад. То же лицо и книга на немецком в руках, вот только незнакомая презрительная брезгливость в уголках знакомых до боли глаз.

Он посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом, молча взял ручку и расписался в указанных нотариусом местах, а потом обернулся, и снова, как тогда, утонул в глубине Ее черных прекрасных глаз. Круг замкнулся и пора было подвести итоги, он заглянул в свой пыльный чулан с Ее пожелтевшей фотографией на стене и решительно надел за кольцо на заветную цепочку увесистый кулон. Тяжесть украшения ощутимо пригнула к земле его худую старческую шею. Словно рабское ярмо на шее - усмехнулся только одному ему понятной иронии Гвардии Полковник.

Она должна жить долго и счастливо, вдруг решил он, улыбнулся и вдруг заискивающе попросил:
- Пусть госпожа Ли выйдет, мне надо сказать вам, уважаемые господа, несколько слов по поводу моих вещей, среди них, вот кстати, есть парочка действительно представляющих ценность для меня...

И добавил, заметив алчный блеск в рассматривающих старого лоха глазах :
- да, наверное, и для вас...
Хлопнула дверь за спиной и он резким движением сорвал что-то со своей шеи, все на секунду даже вздрогнули, напряглись, но потом, рассмотрев повнимательнее, презрительно осклабились: в левой руке старика появилась потускневшая от времени серебряная цепочка с кольцом... Заклятие общей судьбы... Увидев общее разочарование, он еще успел подмигнуть своим собеседникам, заговорщически ухмыльнуться и для всеобщего успокоения пояснить : - ну цепочка, конечно, представляет интерес только для меня, но вот кулончик, висевший на ней вот на этом колечке будет наверняка интересен всем нам!"

Он разжал правую руку.
Сухо щелкнула чека. Последнее, что увидел улыбающийся старик - блеск серебра, и милые раскосые глаза...