Шоком назвать его состояние было бы не верно. Он был в полном ступоре, когда она, вся заляпанная какой-то непонятной грязью, буквально впала в проем входной двери. Опустившись на пол от бессилия сопротивляться самой себе, она сразу скорчилась от резкой боли и неловко завалилась на бок, даже не успев защитить голову от удара. Глухой стук отозвался в его голове. Она тихо застонала, а потом завыла от боли.

Он медленно, тихо почти по кошачьи подобрался к ней. Пальцами правой ноги провел по ее приоткрытым губам, требуя положенный ему поцелуй. Подвывая от боли она приняла в себя палец Хозяина, обжигая своим влажным языком. Он наклонился к ее мягкой попке покрытой оборванной юбкой и оборвал резким движением трусики нарочно причиняя ей боль, от которой ее зубы немного сжались. Ударом по ягодице он предупредил о наказании за вольность, позволенную ею ...

Шумно втянув в себя воздух, он отвел от нее глаза, чтобы убрать картинку, нарисованную его извращенным воображением. Ему нужна была передышка, иначе от давления в штанах в глазах начало темнеть. То, что он видел безумно возбуждало. Ему хотелось ее добить, растереть, унизить еще больше. Он хотел ее, именно такую грязную замученную, может даже изнасилованную, сейчас и здесь на полу в прихожей. Воображение извращенца уже рисовало в мозгу картины, одна круче другой и везде ее рвали насиловали и везде она верещала, как сучка от удовольствия и нахлынувших, как цунами оргазмов.

Но, сука, этот гребанный червь, здравый смысл, чувство ответственности и обязанность контролировать себя все двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. ТРЕ. Его внутренний зверь, готовый в каждую минуту выслеживать жертву, которую он будет мучить самыми изощренными способами, передал право контролировать его низменные потребности – этому червю, целыми днями грызшему зверя изнутри. В противном случае зверя бы давно упекли в тюрьму или еще хуже в психушку. Зверь и здравый смысл заключили взаимовыгодный альянс. И этот долбанный договор выносил ему мозг, связывал крепче любых веревок и цепей.

Не прикасаясь к ней, он ушел в ванную. Ему нужна была минута. Всего минута, чтобы выровнять дыхание. Привести свои мысли в порядок, и не желать ее трахнуть, прямо там в прихожей.

Он смотрел вниз в ванну, как наливается вода, заполняя ее, без душистой пены и каких-либо добавок. Все потом, когда он сможет ее отмыть, от непонятной грязи, которая покрывала ее тело.

По воде плыли ее волосы. Так красиво, покоряясь движению воды, волнами, от пузырьков воздуха выходящих из – ее аккуратненького носика, по которому он так любил щелкать пальцем в редкие минуты испытываемой к ней нежности. Он крепко держал ее затылок на уровне воды, так сладко погружая свои пальцы в воду вместе с ее волосами мягкими, как щелк. Мокрый, волнистый, такой податливый щелк. Она сопротивлялась, с силой первобытного инстинкта самосохранения, задохнуться, захлебнуться, утонуть. Пыталась выпрямить спину, высвободить голову из воды. Она боялась смерти от воды, того как медленно жидкость проникает в нос и горло, проливаясь по слизистой все время влажной, но не приспособленной к такому количеству воды. С каждым судорожным движением все больше драгоценного запаса воздуха покидало ее легкие в попытке вдохнуть, удержать сознание не утонуть, не сдохнуть, вот так глупо. Она пыталась вырваться, отталкивая его скованными наручниками руками, но не могла даже достать его ног, только цеплялась за ткань его домашних штанов, зажимая их пальцами в такт его движениям навстречу ее напряженному телу. Его сжигал мокрый сочащийся жар ее лона.

Раз, два, три, четыре, пять.
Волосы в кулак, вверх над водой, для того чтобы дать ей вдохнуть. Усиливал движения, с силой входя в нее наслаждаясь огнем и судорогой сведенными мышцами вокруг него, пока она судорожно с шумом вдыхала спасительный влажный горячий воздух ванны.

«Еще не все!»
Еле уловимый для глаз, но ощутимый для руки, крепко сжимающей в кулаке волосы на затылке жертвы кивок ее головы. Без него он не стал бы снова опускать ее голову в воду. Кровь бурлила в его жилах, неся по организму мужчины-самца тестостерон, заливая глаза ненавистью и жаждой обладания напряженного женского тела.

Вода снова сомкнулась вокруг его кулака. Ее тело немного расслабилось. Она ждала, задерживая дыхание. Пальцы, сжатые на ткани штанов расслабились. Попытка обхитрить ему понравилась, злая улыбка перекосила лицо. Сильно сжатые до скрипа, зубы появились звериным оскалом на лице. Зверь смеялся.

«Сука!»
Раз, два, три, четыре, пять.
Она начала по воле подниматься из воды, ожидая нового глотка воздуха.
«Нет!»
Шесть, семь …
Она снова начала вырываться. Воздух одним большим пузырем покинул ее легкие. Тело снова напряглось, посылая ему новые импульсы судорожного сжатия вокруг него. Он снова начал движение навстречу ее тела. Сильно входя так, что каждый толчок смачным чавканьем громко отражался от стен в тесной ванной комнате. Ее сопротивление и жажда сохранения жизни в этот раз была намного сильнее. Страх жертвы ее адреналин казалось, вливался, проникал, спазмами загоняя его сумрачную потустороннюю жажду к насыщению. Низкое рычание вырвалось из его горла, темно серые глаза стали совершено черными, тело до боли напряглось.

Десять!
Воздух покачнулся вокруг него, и чтобы удержаться на ногах продолжая свои толчки в мокрое жаркое напряжённое тело, которое жаждало освободиться от захвата. Он расслабил кулак, подцепляя на самом крае сознания цепь наручников давая ей необходимую помощь для получения свободы от водного плена. Длинными пальцами ухватывая кожу на ягодицах сжимая ее в кулаки до синей боли подкожных кровоизлияний с силой стал направлять к себе навстречу. Темный затылок резко вынырнул из воды. С громким шумом она начала отплевываться и жадно хватать воздух, как выброшенная на берег рыба, толчками снижая давление сведенных судорогой мышц, расслабляясь вокруг него …

Вода громко заурчала в сливном отверстии вверху ванны, грозясь перелиться через край, и залить все вокруг.
Он опустил глаза на свои штаны, минутки на отдых не хватило, он ее потратил совсем на другое. Его зверь от увиденной фантазии только поднял голову, задирая дыбом волосы на загривке и начал рвать теперь его самого на неравные куски.

Превозмогая боль, он помог ей приподняться, снял с нее всю одежду и отнес в ванну все время приговаривая: «Все хорошо!»
***
Широкая цепь ошейника покинула ее шею, она смотрела в его глаза и тихо плакала.