я любил именно эту аудиторию с разлинованной камчаткой и клеткой тоскующей по птице. я представлял себе камин и когда начиналась, он вспыхивал и озарял третий ряд и ее. никого больше не существовало в зале, только я и она. и я начинал все по плану рассказывать, удивляясь сухости и желая вырваться из плена. сегодня я понимал, скрещивая и тут же убирая руки от таблиц, что надо быть мне перебитокрылым, идти по дороге с звенящей меткой, оглашенное дно, сорок лет одиночества, все это не сбивало мою речь.