Марина Петровна взяла своими голыми руками прозрачный заварочный чайник и
поднесла к моей чашке.
-хотите? - спросила она. Ее голые по локоть руки были чрезвычайно красивы, и
вся ее поза, и влажные глаза, все это, казалось, несло мне еще какое то
тайное важное сообщение
Я молча кивнул и она с уже более грустным и трогательным лицом стала наливать
чай, приблизив ко мне свои обнаженные руки. Кольца на некоторых ее пальцах
периливались и на одном кольце был зеленый аметист, игрой света которого я
невольно залюбовался.
- Мне всегда ужасно больно думать, что люди мнением которых я дорожу, часто
смешивают меня с тем положением в котором я нахожусь. Они не понимают или не
хотят понимать насколько мое положение шатко в нашем департаменте. Приписывают
мне какие то немыслимые интриги, считают что у меня есть тут какое то особенное
влияние, а это все совершенно не так. Только чистая душа и она хотела бы
общаться с такой же или еще более возвышенной душой, такой как у вас. Ну, вот
вы то меня понимаете.
И она пристально посмотрела мне в глаза. В глазах у нее была детская
беззащитность смешанная с самым глубоким почтением. Она ни то что хотела
заплакать, но чуть за гранью проникновенности произнесла последние слова. И ее
стрела попала в цель. Ее слова казались мне необыкновенной глубины, искренности
и доброты. А она сама необыкновенной красивой, молодой и умной женщиной.
Рядом никого не было, чтобы толкнуть меня в плечо и сказать: эй, парень, ты
не забыл, что перед тобой акула интриг и деловая змея щелкающая таких парней
как ты на раз, как орех. Конечно, она способна возможна в глубине своего
ущелья на самые искренние и глубокие чувства, но с тобой ли? И способна ли?
Но было поздно. Я попал полностью под ее очарование. Ну, и правда красота у нее
была в этот момент неотразимое совершенство. Не отрывая взгляда от ее лица,
шеи, груди я ей выложил все о себе и только, когда я заканчивал фразу, что
сам всесильный глава департаментов мне по семейным связям хорошо знаком, обещал
поддержку и просил меня ни в коем случае никому об этом не говорить. Тут я
прикусил язык и сильно покраснел, как нашкодивший мальчик. Что я наделал, ну,
я и болтун. Сам удивился я себе и мысли мои смешались.
Она легким грациозным движением положила сверху свою руку на мою и чуть чуть
пожала. Как бы поддерживая меня в падении, но на самом деле усиливая мое
падение. И говоря жестом, ничего страшного не произошло мы же искренние
друзья.
Зеленый аметист за кольце ее пальца мигал мне тоже успокаивая.
- вас здесь многие не понимают и особенно ваши эпиграммы, смеются над вами и
над вашим бывшим начальством, - продолжала она снова завладев моим взглядом и
гипнотизируя, - и вся эта непоэтическая история в журнале, и неожиданное
перемещение вас с одного департамента в другой, даа... Но знайте у вас
несомненно есть талант и я восхищаюсь вами. И можно сказать я ваша поклонница.
Да, да, да
- право, нечем восхищаться, я так мало сделал, - я принимал ее слова за
чистую монету и совершенно искренно отвечал ей. Это было нечто.
Она еще раз со всем женским чутьем заглянула в мои глаза разглядывая дно. Не
укрыл ли я что-нибудь? А я не мог оторваться от ее глаз. И не увидя ничего
интетересного и достойного внимания, отняла руку и как бы сразу потушив
электричество в глазах убрала заинтересованный дружеский взгляд. Взгляд ее уже
стал равнодушный и полужесткий, когда я допустил еще один ляп. Ну что ж когда
падаешь, то падаешь до конца.
- хотите я принесу вам книжку моих стихов и подпишу ее? - как к искреннему другу
обратился я к ней.
Она уже с откровенной брезгливостью посмотрела на меня отстраняя взглядом.
Зазвонил ее телефон и она стала разговаривать, свободной рукой махнула, чтобы
я уходил. И отвернулась, прокрутившись на кресле.
Я вышел, совершенно потерянный.
Потом много раз я со стыдом вспоминал весь этот разговор. И краснел и скрежитал
зубами. Особенно, как я выложил все просебя. Но боялся даже вспомнить ее лицо,
боясь снова попасть под ее сильное влияние.
