|
|
Мы стояли как-то с Чайковской на крыльце, и я произнесла что-то в таком духе,
что вот как, подруга Чайковская, бывает грустно, когда ты влюблен, а предмет
твоих бессонниц стоит, пьет двенадцатилетний Ballantine’s из горлышка и щебечет
со своей жабообразной девушкой. Чайковская кивнула:
– У моего тоже жабообразная.
Да, говорю, а это не такой ли высокий, с челкой, стоит вон там?
И вдруг у Чайковской задрожали руки и она сказала: да, это он, я его уже год
люблю. И мне ничего не оставалось, как крепко выругаться и сказать: «Ну что же,
добро пожаловать в клуб».
Они похоже познакомились: он узнал ее имя, попросил для него спеть что-то и
вдруг взял за руку и, говорила Чайковская, «видимо, задел какой-то важный
рецептор». У нее, правда, была чуть иная ситуация: она два года встречалась со
своим юношей, и от него не дрожали руки, зато он был надежен, покладист и
рядом, а это дорогого стоило; ей было перед ним мучительно стыдно, она
старалась никому не говорить про К., и поэтому влюбленность поражала все
внутренние слои и ткани, гнездилась глубже, причиняла большую боль, чем мне.
Полозкова Любовный прямоугольник
|