Утром проснувшись, он нашёл себя в грязной одежде, всё ещё пьяным после вчерашнего, на своей кровати. Голова сильно болела, но ещё более сильную боль принесла сверкнувшая как молния мысль о вчерашнем...

О, что же я наделал! Правда вот вся и высказалась! Вся грязь грубого завистливого сердца так и вылезла наружу! Кто я рядом с этой девушкой! Разве можно такое циническое и смешное сопоставление! Разве может он когда-нибудь жениться на Авдотье Романовне!

При этой мысли он отчаянно покраснел всем лицом. И глаза его бешено сверкнули, как в горячке.
Но тут его отвлёк шум какой-то ругани на улице. Он выпил воды и выглянул в окно. Напротив, возле красивого дома купца, на дороге стояла красивая жена купца и неистово ругалась матом с какими то мужиками и жандармом.

Оооо, он захлопнул окно и с досадой вернулся к своим мыслям.
«Конечно, — пробормотал он про себя через минуту, с каким-то чувством самоунижения, — конечно, всех этих пакостей не закрасить и не загладить теперь никогда... а стало быть, и думать об этом нечего, а потому явиться молча, и... исполнить свои обязанности... тоже молча, и... и не просить извинения, и ничего не говорить, и... и, уж конечно, теперь всё погибло!»

И однако ж, одеваясь, он осмотрел свой костюм тщательнее обыкновенного. Другого платья у него не было, а если б и было, он, быть может, и не надел бы его, — «так, нарочно бы не надел».