Свинцовое, низкое небо Петербурга сливалось в километре со свинцовой Новой. Моросил дождик. Но мы с Беспощадной ничего не чувствовали. Голые и окровавленные мы бежали по набережной среди шарахающихся от нас людей. Внутри у нас горел костёр, нас швыряло и метало. И, да к друг другу мы были очень нежные и чуткие, а к окружающему и серому очень грубые и бестактные. Я вдруг в безумии схватил её горячечные руки, зарыдал, упал на колени и увидев в её любящих глазах беспощадное отражение своего безумия, всё усиливающегося, и надвигающегося, как это тёмное небо замер в беззвучном разрывающемся крике:

- Твоя огромная преданность мне нужна и никогда не обесценится. Это другим не нужна, о, это жуткий парадокс. Никогда этого не понимал, пойми, пожалуйста...